настроение на предметах в моей студии. Шум разбудил мужа. Из-за этого мы и поссорились.
— А вы могли бы описать вашу ссору, мадам?
— Разумеется.
Публика в зале, как и следовало ожидать, насторожилась. До сегодняшнего дня Лейла категорически отказывалась описывать ссору, как бы ее ни увещевали, теперь же все приготовились к откровениям.
— Мистер Боумонт отпустил несколько неприличных замечаний в мой адрес. Я ответила тем, что послала его к черту.
Ожидания зрителей явно не оправдывались.
— Не могли бы вы рассказать более подробно, миссис Боумонт. — Коронер был терпелив.
— Нет, я отказываюсь это делать.
В зале тихо загудели. Коронер остановил гул суровым взглядом. Все снова затихли. После чего, уже менее терпеливо, коронер попросил мадам Боумонт оказать уважение присяжным и все-таки объяснить, почему она не хочет поделиться столь существенной информацией.
— Мой муж, полагаю, в то утро страдал от последствий ночных развлечений. Он разозлился, что его разбудили. К тому же у него страшно болела голова. Если бы он не был в таком состоянии, он не позволил бы себе неподобающих замечаний. А если бы я уже не была рассержена перед тем, как он вошел, я бы даже не то что отвечать, слушать бы его не стала. Пытаться повторить его замечания значило бы придать им видимость правдивости, которую они не заслуживают. Поэтому я не считаю нужным повторять в деталях, как протекала наша ссора. Я не стираю свое белье на людях.
Зрители начали перешептываться.
— Мне понятны ваши объяснения, миссис Боумонт, однако вам известно, что ваша экономка посчитала, что взаимные обвинения носили угрожающий характер.
— Насколько мне известно, экономка, о которой вы говорите, была не способна что-либо понимать, — холодно заявила Лейла. — Она не оказала мне никакой помощи, когда я обнаружила тело мистера Боумонта. Наоборот, с ней началась истерика, которая прошла только после того, как она выпила большую порцию лучшего бренди моего мужа.
Публика снова зашумела, послышался даже смех. Коронер призвал всех к порядку.
— Могу я вам напомнить, мадам, что миссис Демптон услышала вашу ссору задолго до того, как с ней — как вы говорите — случилась истерика.
— В таком случае я не отвечаю за то, что она приписывает мне угрозы, которых я не произносила. Я всего лишь послала мужа к черту. А это выражение еще не означает угрозу, независимо от того, что оно само по себе вульгарно. Признаю, я говорила не совсем так, как подобает леди. Но я не угрожала насилием. И тем более не совершала его — если не считать того, что выместила свое раздражение на некоторых вещах.
— Вы сказали, что были рассержены, — настаивал коронер. — Послать своего мужа… э… к черту означает, что вы были обозлены?
— Вы хотите знать, была ли я достаточно обозлена, чтобы нанести своему мужу увечье? Полагаю, вы ведете именно к этому? Но ведь миссис Демптон видела мистера Боумонта сразу после того, как он покинул студию. Я уверена, что она подтвердила вам, что не заметила следов побоев ни на его лице, ни на теле.
В зале опять раздался смешок.
— Мадам мы расследуем смерть, наступившую по неизвестной причине. Вам она тоже показалась именно такой, раз вы согласились сообщить о ней властям.
Коронер давно должен был понять, что, если человек виноват, он не согласился бы с такой готовностью сотрудничать с законом.
— Я не считала причину неизвестной. Я согласилась на разбирательство потому, что сомнения появились у других. А я не хотела мешать им устранить эти сомнения таким образом, каким они посчитали нужным. Однако и тогда, и сейчас я считаю, что данное расследование окажется совершенно ненужной тратой государственных денег.
— Складывается впечатление, что в то время вы были единственным человеком, который не сомневался относительно кончины вашего мужа.
В то время. Лейла обратила внимание на эти слова коронера: вскрытие, по-видимому, не показало никаких улик преднамеренного убийства.
— Если быть точным, неожиданной она не была. — Лейла почувствовала себя немного увереннее. — Мистер Боумонт злоупотреблял настойкой опиума, хотя врачи предупреждали его об опасности передозировки. Насколько я понимаю, это называется отравление опиумом. Мне стало ясно, что мой муж, как и предупреждал врач, случайно сам себя отравил.
Это ведь не совсем лжесвидетельство, успокаивала Лейла свою совесть. Фрэнсис, конечно же, не принял яд нарочно.
— Понятно. — Коронер снова заглянул в свои записи. — По словам миссис Демптон, во время ссоры вы упомянули яд. Вы утверждаете, что ядом, о котором вы упоминали, была настойка опиума?
— Я говорила и о наркотиках, и об алкоголе. Я, естественно, не выражала намерения отравить его — если вас волнует именно это заявление миссис Демптон.
— Все же, мадам, вы понимаете, как ваши слова может истолковать кто-то другой?
— Нет, не понимаю, — твердо заявила Лейла. — Если только этот другой не считает меня идиоткой. Если бы я грозилась убить своего мужа, я надеюсь, что у меня хватило бы ума не совершать убийство сразу после своих угроз, особенно если существовала вероятность, что слуги могли их услышать. Поступи я так, меня следовало бы считать либо слабоумной, либо сумасшедшей.
Лейла на минуту умолкла, чтобы дать людям возможность переварить то, что она сказала, и окинула зал надменным взглядом, словно бросая публике вызов. Среди собравшихся не было ни одной женщины. Только мужчины. Эндрю одобрительно кивал головой. Рядом с ним с каменным лицом сидел отец Дэвида, герцог Лэнгфорд. Присяжные заседатели разглядывали ее с любопытством… Лейла увидела также лорда Квентина и нескольких прокурорских работников, которых она узнала, еще каких-то представителей властей. Кто-то смотрел на нее с подозрением, кто-то — с сомнением. Некоторые даже были смущены. И все они — все до единого — по-видимому, считали ее тупой и бестолковой.
Взгляд Лейлы остановился на фигуре какого-то уж очень неопрятного констебля, который стоял в углу зала, прислонившись к стене. Судя по его засаленным темным с проседью волосам, ему было лет пятьдесят. Из-под замызганного пальто и не очень свежего жилета был виден весьма неприглядный живот. Задумчиво почесывая голову, констебль разглядывал пол у себя под ногами.
Это совершенно невозможно, сказала себе Лейла. Ей, должно быть, показалось, что она увидела вспышку неземной синевы. Даже если бы этот человек поднял голову, на таком расстоянии вряд ли можно было различить цвет его глаз. И все же Лейла чувствовала на себе этот сверлящий взгляд.
Лейла тряхнула головой. Что бы она ни почувствовала — а скорее всего вообразила, — она не может себе позволить отвлечься.
— Никто не ставит под сомнение ваши умственные способности, миссис Боумонт. Мы просто пытаемся реконструировать картину событий, предшествовавших смерти вашего мужа.
— Я уже все сказала. После того как мистер Боумонт ушел из студии, живым я его больше не видела. Я не покидала студию в тот промежуток времени, когда он ушел и когда я обнаружила его тело. Миссис Демптон вошла в спальню мужа вместе со мной, Я оставалась в студии — дверь при этом была не заперта — до того времени, когда миссис Демптон обычно приносит чай. Все было именно так, и об этом свидетельствует моя картина.
На сей раз коронер не посчитал нужным скрыть свое удивление.
— Прошу прощения, мадам, какая картина? И о чем она может свидетельствовать?
— Я уверена, что представители обвинения видели еще не высохший натюрморт, который я писала все это время, что находилась в студии. Любой художник подтвердит вам, что он не был написан ни в состоянии возбуждения, ни наспех. Если бы я прервала работу для того, чтобы убить своего мужа, я даже просто технически не смогла бы выполнить эту работу, потому что она требует полной концентрации.
Коронер долго смотрел на Лейлу. Между тем шепот в зале превратился в тихий гул. Коронер обратился к своему клерку:
