У него достаточно денег, чтобы нанять дорожный экипаж, и если он отправится немедленно, то достигнет берега, прежде чем кто-нибудь поймет, что он сбежал.
Он уже прокладывал путь сквозь толпу, из осторожности показывая, что не спешит ни в малейшей степени, когда приблизились констебли, таща на самодельных носилках Корали.
– Надеюсь, что сука сдохла, – выкрикнула стоявшая рядом с ним шлюха.
– Да нет же, – крикнул кто-то. – Жалость-то какая. Герцогиня только сломала ей челюсть.
Эти новости, подтвержденные констеблем, принесли почти вселенское разочарование.
Тогда до Боумонта дошло, что у Гренвилл из «Аргуса» куда больше доброжелателей, чем врагов в этом околотке. Ведь те две проститутки, сами чуть живые, постарались помочь спасти подопечных Эйнсвуда. Он огляделся вокруг себя, увидел матерых проституток, всхлипывающих и проклинающих Корали Бриз.
Даже уличные мальчишки плакали.
У него заняло всего лишь минуту оценить обстановку, а еще минуту, как использовать ее. Он знал, как воспользоваться горем, как отравить умы, как взволновать простодушные сердца горечью и яростью. И посему позволил себе бросить ненароком несколько замечаний, пока пробирался сквозь толпу.
И в считанные минуты толпа моряков, шлюх, сутенеров, попрошаек и других портовых отбросов общества превратилась в смертоносное сборище.
Их рев затопил полицейские трещотки, угрозы и громкие крики, предупреждающие толпу о необходимости разойтись
В мгновение ока это сборище перевернуло повозку, в которой собирались увезти Корали Бриз в Шедуэллский магистрат, отшвырнуло прочь констеблей и напало на тюремщиков.
Чуть позже Корали Бриз, избитая до неузнаваемости и мертвая, лежала на булыжной мостовой. Мик истек кровью до смерти спустя короткое время.
К тому времени толпа растаяла… а Фрэнсис Боумонт уже преспокойно направлялся домой.
Несколько часов спустя Вир все так же сидел, как делал это уже много раз прежде – с дядей, Чарли, Робином – держа хладную руку.
Руку своей жены.
– Я никогда не прощу тебя, Гренвилл, – выговаривал он сдавленным голосом. – Тебе полагалось торчать дома и отдавать распоряжения. Так нет же, ты отправилась к черту на куличики, чтобы развлекаться самой. С тебя ни на минуту нельзя спускать глаз. Клянусь, я, должно быть, умер несколько месяцев назад и угодил прямо в ад – вот почему я не повесился, потому что это было бы уже излишне.
– Боженьки, ну и суматоху ты устраиваешь. – Гренвилл обратилась к нему с одной из своих скупых насмешливых улыбок. – Да она наградила меня самым простым порезом.
– Какой там «самый простой порез». Ежели бы не слои нижнего белья, да прочный корсет, и еще карманные часы дяди Сти в придачу, герцогиня Эйнсвуд не осталась бы в живых. Часы отклонили нож, который порезал скорее вскользь, чем смертельно.
Врач, который обработал рану и перевязал ее светлость, вместе с лордом Дейном оставил комнату секунду назад.
– Как только ты поправишься, – пообещал Вир. – Я тебя хорошенько отшлепаю.
– Ты не бьешь женщин.
– Для тебя сделаю исключение. – Он сердито воззрился на руку, которую держал. – У тебя рука холодная как лед.
– Это потому что ты перекрыл кровь.
Он ослабил смертельную хватку.
– Вот так-то лучше, – пробормотала она.
– Прости.
Он попытался уйти.
– Нет, не уходи, – попросила его жена. – У тебя такая большая теплая ладонь. Я люблю твои грешные руки, Эйнсвуд.
– Мы посмотрим, как ты их любишь, когда я перекину тебя через колено и отшлепаю так, как ты того заслуживаешь.
Лидия улыбнулась.
– Я прежде ничему не радовалась так, как твоему появлению тем вечером. Корали сражалась грязно, как, впрочем, и я. Трудно было сосредоточиться, потому что я смерть как беспокоилась за девочек. И совсем не была убеждена, что буду в состоянии им помочь, когда расправлюсь с ней. Гнев. Безумие. Когда они воистину одолевают человека, такие люди становятся не по-человечески сильными. Мне это хорошо известно. Я не хотела с ней связываться. Знала, что ничего хорошего не жди. Но у меня не было выбора. Я не могла дать ей уйти.
– Я знаю.
– Я позаботилась послать мальчишку из «Колокола и Бутылки» за помощью, – продолжила она. – Но не могла рисковать, ожидая, когда она явится. Как это было…
– Лиззи и Эм умерли бы, если бы ты стала ждать, – прервал он Лидию. – Она ведь отправилась убивать их. – И он рассказал о крысе, которую девочки бросили в Корали.
– Однако этой уловкой они выиграли несколько минут, – продолжил он. – Им повезло, что в это время появилась ты. Ты спасла им жизни, Гренвилл. Ты и твоя армия оборванцев.
Он наклонился и поцеловал ее руку.
– Не смеши, – возразила Лидия. – Нам никогда бы не добиться успеха без подкрепления. Даже если бы я скрутила Корали – а я скажу тебе прямо: битва была нелегкой – мне все еще предстояло бороться с Миком. К тому времени, как подоспела его очередь, он мог бы уже причинить твоим подопечным значительный вред.
– Я знаю. Том угодил страшилищу камнем в голову. А этот скот даже не почувствовал. Хотя для Сьюзен он хлопот не представлял. – Вир нахмурился. – Боже, я же, черт возьми, ничего не делал. Позволил собаке заняться Миком. А сам смотрел, как ты сражаешься со сводней, словно это были призовые бои.
– А что, черт тебя подери, ты еще должен был сделать? – возмутилась она, приподнявшись с подушки. – Никто, будь у него хоть крупица здравого смысла, не будет вмешиваться в таком положении. Ты в точности поступал так, как следовало. Ты и представления не имеешь, как звук твоего голоса взбодрил и поддержал меня. Я все сильнее уставала и падала духом, и даже немного тревожилась, признаюсь. Но ты сказал мне прекратить играть и покончить с ней, и твоя речь подействовала на меня, как глоток бодрящего крепкого бренди. Во всяком случае, я не могла вынести, если проиграю у тебя на виду. Слишком уж унизительно после таких слов. – Она сплела свои пальцы с его. – Знаешь, ты не можешь сделать всего. Иногда ты должен удовлетвориться лишь тем, что поддерживаешь дух. Не надо делать из меня неженку и сдувать пылинки. Мне не нужно, чтобы все мои битвы выигрывали за меня. Мне требуется лишь, чтобы в меня верили.
– Верить в тебя, – повторил Вир, качая головой. – Это все, что тебе нужно?
– Для меня это много значит, – призналась Лидия. – То есть твоя вера. Учитывая, сколь презираешь ты мой пол, я должна рассматривать твое уважение к моему уму и способностям, как самое драгоценное благо.
–
Она долго и пристально вглядывалась в него, потом вздохнула.
– Эйнсвуд, позволь мне кое-что объяснить тебе, – начала Лидия. – Если ты желаешь заявить о любви к своей жене, общепринято просто сказать «Я люблю тебя». Не принято бросать вызов и устрашать, и приступать к этому в своей обычной воинственной манере. Считается, что это момент нежности, а ты портишь его тем, что заставляешь меня пожелать кинуть в тебя ведерко с углем.
