и ускользающую, сторону того, о чем я собирался писать, к трем основным. «Как все мужчины в Вавилоне, — мог бы я начать это сообщение, — я побывал проконсулом; как все — рабом; изведал я и всемогущество, и позор, и темницу. Глядите, на правой руке у меня нет указательного пальца. Глядите, сквозь дыру в плаще видна красная татуировка на животе — это вторая буква, „бет“. В ночи полнолуния она дает мне власть над людьми, чей знак буква „гимель“, но подчиняет людям с „алефом“, которые в безлунные ночи должны покоряться людям с „гимелем“»[151]. И добавить — уже от себя — Борхес. В таком начале был бы элемент драмы, торжественности, надменности, делавшей вполне правдоподобной любую, даже трагическую, развязку; но, с другой стороны, подобная напыщенность и драматичность казались мне достаточно нелепыми. И тогда я начал склоняться в пользу второго варианта. «Соответствие теории эксперименту ничего не значит. Среди континуума дурацких теорий всегда найдется одна, совпадающая с экспериментом». Подпись — Ландау. Сама по себе эта цитата была прекрасна; единственно, что мне мешало, — это осознание того, что слишком многие из тех, кто могут прочитать мое сообщение, воспринимают этого достаточно отвратительного человека вполне всерьез, а некоторые и с восхищением. Хотя я и не собирался никого критиковать, подобные чувства могли оказаться препятствием не только для понимания того, что я собирался сказать, но и того — и это, несомненно, гораздо более серьезно — того, что я был не намерен говорить. И тогда я выбрал третий вариант.
А потом я отправился на факторию. По дороге, как это ни странно, я не встретил никого, кроме пары волков и низкорослой бурой лисы. Увидев меня, лиса убежала с легким повизгиванием, а волки молча расступились и нападать не стали. «Впрочем, — подумал я, — не следует приходить к Джону с пустыми руками». Вернулся чуть назад и погнался за одним из них. Волк, хотя и очень крепкий с виду, оказался достаточно легкой добычей, да и большую часть его хитов я снял магически, еще до первого удара. Он меня чуть-чуть поцарапал, но все это были мелочи; шкура же у него оказалась добротная и многохитовая. А вот уже совсем у самой фактории я нарвался на какого-то маньяка, который полез драться без всякой причины и несмотря на то, что явно уступал мне по силам. По повадкам он был похож не на серьезного геймера, а на какого-нибудь отморозка из Тамбова или Офакима. Мужика пришлось закопать, но он снял с меня еще пару хитов, что несколько испортило мне настроение. И уже совсем на подходе, когда на горизонте холмы и лес почти расступились и замаячили низкие крыши и коричневые стены маленькой фактории, я увидел целую группу, небольшую, но выглядевшую подозрительно и как-то неприятно. «Опять какие-нибудь отморозки», — подумал я с отвращением, но рисковать мне не хотелось. К счастью, они меня не заметили, что было — вполне естественным; мои способности «следопыта», впрочем, как и мое зрение и возможности маскировки, развитые за долгие часы, проведенные в засадах и одиночных вылазках, значительно превосходили все то, чем могли обладать случайные гопники.
Я снял трубку и набрал номер Марголина.
— Слушай, я тебя ни от чего не отрываю? — спросил я.
— Да нет, вроде, — ответил он.
— Тогда вылези в инет на минуту, тут по дороге на западный форт какие-то уроды шляются.
— А разведку боем? — спросил он.
— Только добровольцы, — сказал я. — Шаг вперед. Я помню, как ты пытался брать замок, имея одного черного дракона.
— Ладно, — ответил он, — сейчас вылезу. А что? Что-то серьезное?
— Да нет, вроде не очень; да и меня тут еще немножко поцарапали по дороге.
— Ясно, — ответил он. — Подлечу, долг платежом красен. Короче, не лезь пока на рожон, а я пошел коннектиться.
Я лег на дно лощинки, для надежности накрылся лапником и пошел на кухню заваривать чай. Через несколько минут он мне перезвонил.
— Слушай, у тебя все нормально? — спросил он.
— А что?
— Да тут волки бегают, не знаю с чего бы это; если у тебя все тихо, мне бы шкуру — на фактории на что-нибудь дельное сменяю.
— Не занимайся ерундой, — сказал я, — у меня тут одна завалялась, я ее тебе отдам; эти волки в последнее время какие-то крепкие пошли.
— Ага, то есть тебе охотиться можно, а мне нет. Подожди еще пару минут, и я вернусь.
Но он не вернулся, а снова перезвонил.
— Ну как обычно, — пробурчал он, — тропу вижу, овраг вижу, факторию на горизонте тоже вижу, даже отморозков — немножко, а тебя, разумеется, — нет.
Я вылез из лощины, поднялся по склону и подошел к нему.
— Сначала лечение, — сказал он, и засветился чуть голубоватым светом магического костоправа, — суп отдельно, мухи отдельно.
В правом углу экрана запрыгало окошко с числом хитов и установилось на «максимально».
Мы медленно двинулись вдоль самой кромки леса, оставляя по правую руку коричневатые контуры изгороди и нависающие над ней гранитные горы, а потом я увидел в траве смутное, еле заметное шевеление.
— Осторожно, — прокричал я в трубку, и Марголин в последний момент увернулся от пролетевшего файербола.
Не разбирая пути, мы бросились в ту сторону, откуда файербол прилетел; и уже через несколько секунд увидели убегающего от нас мага в зеленом капюшоне и плаще до пят. Я поставил магическую стену слева от нас, и пока вместо того, чтобы ее обогнуть, маг пытался эту стену снять, Марголин обошел его справа, и мы зарубили этого несчастного почти одновременно.
— Опаньки, — сказал Марголин; но все оказалось не так просто. Почти в ту же секунду чуть выше по склону показался отряд хорошо вооруженных воинов, тех самых, которых мы, собственно говоря, и видели издалека.
— Бежим, — закричал я в трубку.
— Еще чего, — ответил он, — чтобы я от этих побежал?
Но побежал, потому что прекрасно понял, что я имею в виду; да и этим маневром мы уже неоднократно пользовались — будучи существами разной природы и разных уровней, наши преследователи обычно бегали с разной скоростью, особенно по пересеченной местности, и, вытягиваясь в шеренгу, давали нам возможность убивать их поодиночке — еще до того, как они начинали понимать, что именно происходит. Главным во всем этом было не отрываться друг от друга.
Так и произошло. Первым нас догнал орк-наемник — очень сильный в атаке, но достаточно уязвимый из-за чрезвычайно легких доспехов, которые, собственно, и позволяли ему так быстро бегать. Любому из нас в отдельности пришлось бы при стычке с ним достаточно тяжело, но вдвоем мы быстро справились — в особенности потому, что он был начисто лишен каких бы то ни было магических способностей. Вслед за ним нас догнал маг, путавшийся в складках длинного плаща; мы убили его еще до того, как он успел задействовать серьезную магию; мы даже немножко пробежали ему навстречу. В обоих случаях мы отделались легкими ранениями. Еще два преследователя остановились на гребне холма; судя по их виду, это были рыцарь с тяжелым вооружением и лекарь с чемоданчиком для лекарственных трав. Я бы предпочел не продолжать цепочку бессмысленных убийств, но Марголин уже пошел им навстречу. Они оказались серьезными противниками; не только рыцарь, закованный в броню с головы до пят, но и его спутник — достаточно искусный фехтовальщик и совершенно необыкновенный врач, успевавший лечить рыцаря прямо в процессе боя.
— Твои гопники оказались ой как непросты, — сказал Марголин.
Мы оба были серьезно ранены, но и сняли с убитых прекрасные доспехи, бусы из волчьих резцов, гримуар, несколько магических артефактов и десяток свитков. Большая часть свитков была связана с медициной и лекарственными травами, но один из них привлек мое внимание. «Магистр повелевает рыцарю Грандиффиусу, — гласил он, — охранять доблестного Джона Буатеуса, хранителя копья Лонгина, владельца фактории Красной горы».
— Ну что же, — сказал Марголин, — пойдем менять шкуры?
— Пойдем, — ответил я и рассказал ему о содержании письма, уже надежно спрятанного у меня в вещмешке.
