звездный час, что бы и почему бы он ни сделал.
Поезд пришел в Вади-Хальфу после восьми. Фрэнсис сошла первой, она припустила по грязи, чтобы найти место, откуда можно было бы как следует рассмотреть всех сошедших с поезда. Но это было невозможно. Ее затопило человеческое море — тысячи путешественников, прибывших вместе с ней. Из-за женщин в развевающейся на ветру раскрашенной одежде из бумажной ткани, прятавшихся под яркими покрывалами, платформа выглядела как торговая площадь в базарный день. Ричард мог промелькнуть в этой толпе — а она бы даже не заметила.
Она уныло плелась за австралийцами в близлежащий отель, где их не сразу разместили. Сюда одновременно подтягивались люди с поезда и с парома, пришедшего из Египта, и в отеле яблоку было негде упасть. Он представлял собой ряд желто-синих коридоров и двориков. Администратор спросил у Фрэнсис, не будет ли она против того, чтобы остановиться в одном номере со шведской студенткой, которая зарезервировала место несколькими днями ранее. Она сказала, что не возражает, и ее провели через внутренний дворик в полутемную комнату. На одной из кроватей лежала молодая женщина.
— Извините за беспокойство, — сказала Фрэнсис, заранее зная, что, как большинство скандинавов, шведка наверняка хорошо владеет английским, — нас поселили в один номер. Надеюсь, вы ничего против не имеете?
— Располагайтесь. Рада познакомиться.
Девушка говорила с Фрэнсис так, будто они давние друзья и она даже ждала ее появления. Женщины часто находят общий язык, особенно в пути.
— Значит, поезд уже пришел?
Фрэнсис бросила сумку рядом со второй кроватью.
— Ага, а что с паромом слышно?
— Пришел, завтра отплытие.
— Черт.
Опоздай паром, австралийцы бы еще побыли в городе.
Девушка перевернулась на другой бок. Медлительность ее движений наводила на мысль, что это нечто худшее, чем обычная слабость в жаркий день.
— Tы ждешь поезда в Хартум? — спросила Фрэнсис, подумав, что ее соседка по комнате недостаточно здорова, чтобы отправляться в глубь Африки.
— Нет, я еду в другую сторону, на север, в Каир. С братом и его другом. А ты? Ты едешь на пароме?
— Нет.
— Почему?
Фрэнсис рухнула на шаткую железную кровать.
— Мой друг отстал от поезда. На пути из Хартума. Я подожду его здесь.
— Очень хорошо.
Фрэнсис повернулась и удивленно посмотрела на нее.
— Значит, ты составишь мне компанию, — сказала шведка.
— Это еще почему? Ты разве не собираешься в Египет?
— Пока нет.
Теперь была очередь Фрэнсис задавать вопрос:
— Почему?
— Я больна. Дизентерия. Не ехать же в таком состоянии на пароме…
— Н-да… Уборные там, говорят, довольно мерзкие, но вряд ли из-за этого стоит пропускать паром, правда?
— Придет другой паром.
— Не завтра. Может, только через неделю.
Фрэнсис села на кровати. Девушка выглядела ужасно. Она лежала на кровати в одной тоненькой футболке. Короткие светлые волосы вспотели и прилипли к голове.
— Когда все это началось?
— Уже вечность. Я не ем, и все равно это не прекращается. Уже несколько недель. Мне кажется, я умру в Вади-Хальфе.
Фрэнсис подошла поближе и села у нее в ногах. Выдавив улыбку, она представилась:
— Кстати, меня зовут Фрэнсис.
— Лина.
Они пожали друг другу руки. Рукопожатие Лины было слабым, но она задержала свою руку дольше обычного. Фрэнсис сжала ее пальцы.
— Лина, тебе нельзя здесь оставаться. Понимаешь, это не четырехзвездочный отель, а паром доставит тебя куда надо. Прими имодиум, а когда прибудешь в Асван, пойдешь к доктору. В таких, как здесь, условиях дизентерия разыграется только хуже.
Лина посмотрела в окно, силясь не расплакаться.
Интересно, как долго она пролежала здесь в таком состоянии.
— Tы знаешь, что такое имодиум? Это таблетка от поноса. Творит чудеса.
— У меня нет таблеток.
— У меня есть.
Лина покачала головой.
— Прими таблетку и…
— Нет.
— Почему же нет? Тебе спокойно хватит их до Египта.
— Не могу.
— Все ты можешь. Если хочешь поправиться, тебе придется сесть на паром.
— Нет. Я даже до туалета едва успеваю добежать. На пароме все будет гораздо хуже. Двое суток. Это невозможно.
— Запрись в каюте и возьми ведро.
Лина в ужасе вытаращила глаза.
Фрэнсис пожала плечами:
— В чрезвычайных ситуациях надо пользоваться чрезвычайными средствами.
— Я останусь здесь. Когда-нибудь это пройдет. Должно пройти. По крайней мере, я могу лежать не шевелясь. По крайней мере, мне не надо двигаться.
Фрэнсис пристально смотрела на нее. Как ей достучаться до этой женщины, убедить ее уехать из Вади-Хальфы? Фрэнсис ничего не знала о ней, но, войдя в эту дверь, она приняла на себя ответственность за хрупкую жизнь этого человека. Если она не заставит ее отправиться в Египет, последствия могут быть необратимыми.
— Нет, ты должна добраться до дома или хотя бы до Каира. Если дизентерия до сих пор не прошла, значит, просто лежать в постели и морить себя голодом — этого мало. Ты серьезно заболеешь, если останешься здесь.
— Я ни за что на свете не поплыву на пароме.
— Да почему нет? Только из-за грязных туалетов? Там ты не подхватишь ничего нового.
— Какая разница. Я не поеду.
Чем сильнее стояла на своем Лина, тем решительнее становилась Фрэнсис.
— Послушай. Я сама была так же напугана, когда заразилась однажды в Тунисе. У меня началось обезвоживание, когда мы ехали на автобусе. И к тому времени, когда мы доехали до Тозера, оазиса посреди пустыни, у меня двоилось в глазах, меня лихорадило, и так болела голова, что мне казалось, я помру.
— Но потом тебе стало лучше?
— Да, но я понимаю, каково тебе сейчас, а оставаться здесь не так-то…
— Откуда ты знаешь, каково мне сейчас?
— Ради всего святого, Лина! Почему ты такая настырная?
— А почему ты такая…
