— Да, мы выбрали не совсем обычный маршрут, — сказал Род, — но я давно мечтал увидеть Нил. Еще ребенком я любил читать про экспедиции к истокам Нила, а когда прочитал, что в Хартуме можно увидеть слияние Голубого и Белого Нила, я не мог немного не свернуть с пути.
— По-моему, у него башню снесло, — сказал Джоел.
— И ты не разочарован тем, что увидел? — спросила Фрэнсис.
— Да нет, было грязновато, серовато, но я не забуду ни с чем не сравнимое ощущение, когда стоишь как раз между Голубым и Белым Нилом.
Фрэнсис улыбнулась. Такой же неисправимый романтик, как и она сама.
— А ты, — спросил Род, — как ты здесь оказалась?
— Мне захотелось прокатиться на «Летающем верблюде».
— На чем?
— На этом поезде. Иногда его называют «Летающим верблюдом».
— Тебе нравится сидеть в ведре с пылью? — спросил Джоел. — Мне вообще-то нравятся поезда. Когда-нибудь я проеду на экспрессе «Индиан-Пасифик».
— Это еще что такое?
— Он идет через всю Австралию — от Перта до Сиднея.
— Наверняка ты и по Транссибирской магистрали проехала, или я не прав? — спросил Род.
— Верно. Безвылазно восемь дней.
— Восемь дней?! Ну, ты даешь, — сказал Джоел. — Ты сумасшедшая или как?
— Или как.
— А откуда такая страсть к поездам?
— Сиденья расположены друг напротив друга.
— И?
— Сидишь друг напротив друга. На всех других видах транспорта сиденья расположены одно за другим, а почти на всех поездах сидишь лицом к людям, смотришь на них, они смотрят на тебя. Tы можешь увидеть, что у них написано на лице, что они едят, что читают, и поскольку им никуда не деться друг от друга, люди начинают разговаривать. Даже если они говорят на разных языках, общение как-то налаживается, а так как времени предостаточно, то получается обсудить многое, а не просто обменяться любезностями. В поезде всегда есть время.
— Иногда даже больше чем надо, по-моему, — проворчал Джоел.
— А вдобавок не забудьте, что вы постоянно при этом куда-то едете — нет ничего лучше!
— Тебя и вправду заклинило на поездах, — сказал Род.
Фрэнсис улыбнулась:
— Знаете, увлекающиеся люди живут дольше.
— Серьезно?
— Я где-то слышала.
— Это хорошо, — сказал Джоел, — я и сам натура увлекающаяся.
«Ну да, конечно, — подумала Фрэнсис, — увлекаешься девушками и серфингом».
Джоел достал плейер, вставил кассету и растянулся на полке с закрытыми глазами. Он корчил рожи под музыку, отбивая ритм пальцами в воздухе.
— Что он слушает? — спросила Фрэнсис. — «Секс пистолз»?
Род стоял в дверях, просматривая коридор.
— Наверное, Дебюсси.
— Дебюсси?
Род усмехнулся и присел.
Что-то особенное было в его улыбке, что-то неожиданно близкое, что заставило Фрэнсис почувствовать себя спокойнее.
— Что ты изучал в колледже?
— Океанографию.
— Далеко же ты уехал от моря, господин океанограф.
— Не сказал бы. Далеко от моря не уйти. Просто кругом будут морские ископаемые.
Он встал и снова подошел к двери, выглянул в коридор и повернулся к ней:
— Почему это я здесь постоянно высовываюсь из купе, как чертик на пружинке из коробочки? Это не у меня ведь парень пропал.
Фрэнсис отвернулась к окну.
— Надеюсь, ты простишь мне, что я это говорю, но по тебе не скажешь, что ты ждешь его возвращения. На самом деле ты не веришь, что он на крыше, или я не прав?
— Прав, но я молю Бога, чтобы он был там. В противном случае все было бы слишком…
— Но только псих может застрять в одном из этих городов посреди пустыни. Псих или дебил.
— Совершенно верно.
— Может, его действительно задержали.
— Что?
— Ну, там, арестовали или что-нибудь еще.
— Не смеши меня. Судан — страна прозападная. Ему ничего другого не остается. У Нимейри внешний долг размером с Нубию, стране нужны туристы. А нашего брата здесь кот наплакал, и последнее, что им может прийти в голову, так это доставать безобидного парня вроде Ричарда.
— Tы уверена? У их спецслужб дурная репутация.
— Но с какой стати им его арестовывать? Зачем им скандал международного масштаба?
— У него есть травка?
— Нет. Послушай, он просто отстал от поезда, понятно?
— Может, и так, — сказал Род, — но я бы ни за что на свете не отстал бы от этого поезда, даже под угрозой смерти, и знаешь почему? Потому что здесь посреди пустыни можно загнуться, именно поэтому я не был бы таким тупым тормозом и не отстал бы от поезда.
— Спасибо. Ты меня успокоил.
— С другой стороны, я бы и на крыше не сидел так долго.
— Может, и сидел бы, — сказала Фрэнсис, — будь у тебя на то причина.
— Какая причина?
— Он… мы слегка поругались. Ну, может, не так чтобы слегка. Правильнее было бы сказать, что мы страшно разругались. Удивительно, что вы нас не слышали.
— Аа-а, вот оно что.
— Ричарду надо побыть в одиночестве.
— Ага, только навряд ли он поперся бы на крышу вагона, на места для нищих, и уж тем более не оставался бы там так долго, не предупредив тебя, как ты думаешь?
— А я откуда знаю? Четыре часа назад мы сидели здесь с Ричардом, а теперь я кукую без него. И что мне думать после этого?
— Что тебе подсказывает твой внутренний голос?
Род сел рядом с дверью.
— Мой внутренний голос молчит. Может, Ричард дуется на меня, сидя на крыше. А может, он отстал от поезда… назло мне.
— Назло тебе? Бред.
Род снял часы с запястья и положил их на колено.
— Похоже, дело плохо.
Фрэнсис приподняла босую ногу и повертела ею в воздухе.
— Дело… еще хуже, чем я думала.
— Давно вы вместе?
Род исподволь пытался докопаться до сути, задавая вопросы и предлагая выслушать ее, если ей нужно выговориться.
Дважды Фрэнсис просить не надо было. По правде говоря, ничего ей так не надо было, как поговорить о Ричарде, рассказать все-все: а вдруг, если взглянуть свежим взглядом, что-то прояснится? Поэтому она
