— Ну, что? — с дрожью в голосе спросил настоятель.
— Слав Богу! — ответил дьякон. — Вашими святыми молитвами монастырь спасен…
Настоятель жестом отпустил дьякона, который было удивленно уставился на распростертого на полу собора истопника. Через минуту и истопник пошевелился, он встал и вытер рукавом залитые слезами глаза.
— Так стало быть, ты знал, проказник? — строго спросил его настоятель.
— Сего никто же весть, токмо Един Бог, — кротко ответил истопник.
— Так ты же мне головню под ноги бросил, — продолжал настаивать Филарет.
— Многи скорби праведным, и от всех их избавит я Господь.
— Нет, ты погоди, ты же знал о пожаре, что же ты прямо не сказал, а головнями в меня швыряться начал? — все больше заводясь, наступал на истопника настоятель, — Я человек простой, мне твои знаки не понятны…
— Если злословят вас за имя Христово, то вы блаженны, ибо Дух славы, Дух Божий почивает на вас: теми Он хулится, а вами прославляется…
— Ты не увиливай, ты отвечай, на поставленный тебе вопрос, — настаивал Филарет.
Но истопник, словно его не слышал, продолжая говорить:
— Только бы не пострадал кто из вас как убийца, или вор, или злодей, или как посягающий на чужое; а если как христианин, то не стыдись, а прославляй Бога за такую участь… — затараторил истопник.
— Замолчи!.. Замолчи!.. Я с тобой с ума сойду, — взмолился настоятель.
Но истопник его не слушал, продолжая говорить:
— Ибо блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах.
— Ну, это ты уже перегнул палку, брат, — с обидой сказал настоятель. — Разве ж я тебя гоню?
— Солнце, да не зайдет в гневе вашем, — наставительно продолжал свою речь истопник.
Но тут их беседу прервало появление в храме Иова и дьякона. При их появлении истопник поспешил ретироваться в боковые двери храма.
— Чудесное спасение! — провозгласил Иов. — Вашими молитвами пожар потушен. Обгорела только ваша келья, батюшка. Я все осмотрел, убыток небольшой, надо будет только стены побелить, да иконостас подновить. Правда, дух гари долго не выветрится.
— Хватит, — вдруг зло прикрикнул на них настоятель, — раскудахтались. Вы, батюшка Иов, не у себя в конторе, а в храме Божьем, и нечего тут дела мирские обсуждать. Храм, он молитву любит…
Иов и дьякон удивленно переглянулись и проследовали за Филаретом, который быстрыми шагами вышел из собора.
Настоятель монастыря Филарет находился в своей келье, рассматривая последствия возникшего здесь пожара. Действительно, огонь охватил только половину кельи, и из-за этого часть ее стен осталось белоснежно белыми, другая же часть была покрыта толстым слоем копоти. В закопченной части кельи находился и деревянный иконостас, который чудесным образом почти не пострадал. Во всяком случае, когда Филарет подошел к нему и стер с его поверхности обычным платком сажу, под ним оказался совершенно не тронутый огнем лик. Осмотр своей кельи Филарет производил в присутствии Иова, который со свойственной ему педантичностью объяснял настоятелю причины произошедшего пожара своим низким, хорошо поставленным голосом:
— Ваш келейник Федор заливал в лампу керосин и по невнимательности пролил его на пол. И сам не заметил, что пролил, а потом стал зажигать лампаду перед иконостасом. Но она не загоралась, и Федор обжег себе пальцы, бросил непотушенную спичку на пол… Все и полыхнуло. Увидев огонь, ваш келейник, вместо того, чтобы его потушить, с перепугу сразу побежал звать на помощь. Все ваши личные вещи, спасенные при пожаре, я приказал перенести в мою келью и надеюсь, что вы не откажитесь воспользоваться моей скромной кельей, на время, пока отремонтируют ваши покои. А я с вашего позволения займу более скромную келью, — смиренно закончил свою речь Иов.
Настоятель монастыря Филарет, шагал через монастырский двор со стеганым одеялом под мышкой. Он направлялся к входу в котельную. Паломников в этот поздний час у дверей кочегарки уже не было. Подойдя к двери, ведущей в котельную, Филарет прочел разрешительную молитву:
— Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного тот, кто в келье…
— Нет никого, — раздался из-за двери недовольный голос истопника.
— Как же нет, когда ты разговариваешь со мной, — удивился настоятель.
— А так, ветер вон тоже свистит, а ты его хоть раз видел? — раздался из-за двери все тот же недовольный голос.
— Ну, ты как хочешь, — сказал настоятель, — а я все-таки войду.
И он открыл дверь и вошел в котельную.
Отец Анатолий сидел на своем обычном месте, а именно на куче угля и смотрел на вошедшего настоятеля. Лицом и руками он был черен, как настоящий зулус, видимо истопник специально перемазал себя угольной пылью.
— Ты чего это так вымазался? Сам на себя не похож, — спросил изумленный настоятель.
— Это батюшка у меня пожар был… погорел я… все имущество мое сгорело. Сам еле живой остался, — весело сообщил истопник.
— И не совестно тебе надо мной насмехаться? Я, между прочим, твой начальник, — строго сказал Филарет.
— Господь прибежище мое и Спаситель мой, кого убоюся?.. — заныл старец.
— Да я не про то, — оборвал его настоятель.
— И я не про то, — улыбнулся истопник.
— Вот что я скажу тебе, отец Анатолий, — начал свою речь Филарет, — никогда я об игуменстве и не мечтал, всю жизнь хотел жить в пустыни, подвиг отшельнический на себя принять. Пожар этот, над которым ты все надсмехаешься, думаю, знаком мне был, чтобы начал я подвижничество. Ты как считаешь?
— Пути Господни неисповедимы! — отвечал истопник.
— Вот, пришел я к тебе, чтобы келью твою с тобой разделить, пока мою после пожара починят. Примешь?
— Мы люди простые, у нас умишко маленький. Ты настоятель, тебе и решать, — кротко ответил истопник.
— Ну, вот и отлично, — обрадовался настоятель, — будем вместе спасаться, молиться, да мыслям предаваться о Боге и вечной жизни…
— Только сразу предупреждаю, — заявил истопник, — я сосед беспокойный, кашель меня бьет, а иной раз так посреди ночи петь захочется, что аж сил нет.
— Петь я и сам люблю, а кашель, кашель это ничего. Я тоже не без греха, иной раз такая икота нападает. Особенно неприятно, когда во время литургии. И воды глотнуть нельзя и сдерживаться никаких сил нет, — доверительно сообщил Филарет. — Как думаешь, бесы это меня мутят?
— Да не, — авторитетно сказал истопник, — желудочно-кишечный тракт это.
— Все шутишь, — весело спросил настоятель, — а я не обижаюсь.
— Правильно не обижаешься, на обиженных воду возят…
— …или уголь, — добавил настоятель.
— «Все шутишь», — передразнил его истопник и вдруг спохватился, — некогда мне с тобой тут, пора мне.
Отец Анатолий встал и направился к двери, ведущей во двор.
— И я с тобой, — попросился Филарет, — будем как нитка с иголкой — куда ты, туда и я. Вместе будем подвязываться.
— И в клозет со мной пойдешь? — спросил истопник.
Филарет засмеялся:
— Ну, если надо, могу и в клозет.
— Нет уж, увольте, там я как-нибудь сам справлюсь, — ответил истопник и вышел из котельной.
