Скриптер

Впрочем, иезуит не стал делиться с этими двумя своими мыслями, своими соображениями. У них свои цели и задачи, у него – свои.

Представитель Третейского судьи вначале должен собрать максимум информации об этом ЧП, проанализировать добытые сведения, разложить все по полочкам. И лишь затем – руководствуясь полученными в Риме инструкциями – принять то или иное решение.

Зафиксировав в памяти – и на сетчатке глаза, что позволит в случае необходимости получить дубликат виденного здесь – все, что касается торчащего из стены лезвия и обнаруженного им при более внимательном рассмотрении «проема», иезуит сосредоточился на еще одном фрагменте паззла, на еще одной детали рассыпанной кем-то мозаики.

А именно, на кровавом пятне, занимающем часть той стены, в которой расположена шлюзовая дверь.

Кваттрочи встал лицом к этой «северной» стене.

Справа от двери, нанесенное поверх небесного цвета обоев, виднеется довольно большое, – полтора метра на метр примерно – с потеками и неровными краями пятно засохшей крови. Кто сотворил эту жуткую абстракцию, используя в качестве краски человеческую кровь, остается лишь гадать… Но вот способ нанесения «краски» ясен, понятен. Этот некто вместо кисти или губки использовал большую матерчатую салфетку; она, кстати, и сейчас лежит, брошенная за ненадобностью, на полу у стены – пропитанная засохшей кровью.

Кваттрочи достал из внутреннего кармана специальные очки с двойными линзами. То же самое сделали двое наблюдателей – и Щербаков, и Паркер извлекли из карманов свои комплекты «спецоптики».

Кваттрочи неспешно надел очки на переносицу. Смежил на несколько секунд веки. Затем открыл глаза; но не спешил, не торопился наводить «фокус». Должно пройти время – около минуты примерно – чтобы зрение само адаптировалось.

Краски потускнели: и вот он уже видит сквозь спецоптику не цветное, а черно-белое изображение пятна на стене…

Его догадка – или предположение – оказалась верной: сквозь темно-серый фон проступили буквы и цифры:

M N-s

V c 75

Кваттрочи снял очки, сунул их в карман. Ему была интересна реакция обоих наблюдателей на ту запись, которую кто-то сначала нанес кровью на стену, а затем – возможно, это сделал уже кто-то другой – попытался «зарисовать» все тем же материалом – человеческой кровью.

Но лица Щербакова и Паркера не выражали ровным счетом ничего. Иезуит криво усмехнулся про себя… Глупо ожидать, чтобы эти специально отобранные люди демонстрировали свои эмоции при посторонних, чтобы они прокалывались не то, что по-крупному, но даже в мелочах.

Иезуит, высматривая более или менее чистые участки пола, – а тот практически весь забрызган либо залит подсохшей кровью – переместился в самый центр гостиной. На нем, как и на двух остальных, кто допущен в модуль, «бахилы» и пара тонких хирургических перчаток. Хотя данное расследование очень сильно отличается от обычного порядка производства оперативно-следственных мероприятий, включающих в себя осмотр места происшествия и судебно- медицинскую экспертизу, все же не следует пренебрегать заповедями криминалистов, первейшая из которых – «не наследи».

На полу, рядом с обрубленной или же оторванной кистью руки, лежит еще один небезынтересный для расследования предмет – его представитель Третейского судьи специально оставил напоследок.

Кваттрочи опустился на корточки, разглядывая важную улику.

Этот предмет представляет собою довольно длинный нож с искривленным лезвием.

Можно даже сказать, что эта находка – режущий предмет с остро заточенным лезвием длинной около десяти дюймов – является чем-то средним между тесаком и серпом.

Лезвие, испачканное засохшей кровью, как и у торчащего из стены меча, похоже, выковано из закаленного однородного железа.

А вот ручка этого не то тесака, не то серпа сделана уже не из железа; она не костяная или же деревянная, но из желтого металла.

Кваттрочи задумчиво покачал головой. Эта находка ему о многом сказала. Но нельзя сбрасывать со счетов и такой вариант, что этот жертвенный нож в форме серпа со сделанной из золота ручкой, возраст которого составляет не менее двух тысячелетий – мог быть подброшен…

В засохшей луже крови рядом с отрубленной кистью руки Кваттрочи увидел какие-то мелкие частицы.

Это было нечто растительное – мелкие желтоватые ягоды или что-то в этом роде.

Следуя божественной подсказке, – или же интуиции – иезуит осторожно перенес кисть в другое место, на полметра дальше. Под ней, на том месте, где она лежала изначально – она как бы «шалашиком» накрывала его – обнаружился растительный фрагмент: обрывок ветки с двумя смятыми листиками и мелкими желтоватыми ягодками.

– Эй! Что вы себе позволяете?! – возмущенно произнес Паркер. – Не смейте ничего трогать… Это останки наших убитых товарищей! Так что проявите к ним уважение хотя бы и посмертно, синьор Кваттрочи!

– Мистер Паркер, – не оборачиваясь, сухо сказал иезуит, – вам не следует указывать мне, что я должен делать, а чего – нет.

– Но…

– Напомню…причем в последний раз. Именно я, Игнацио Кваттрочи, посланник «Апостолов» и слуга Господа, представляю здесь самого Третейского Судью!

– Извините, – проворчал Паркер. – Сами видите… это же кошмарное зрелище!.. Очень прошу вас, брат Игнаций, проявить присущие христианину гуманизм и понимание! Наши коллеги умерли мученической смертью; так хоть теперь оставьте их останки в покое!..

В других помещениях не нашли ничего интересного. Проведя еще около часа в модуле, Игнаций Кваттрочи и оба наблюдателя выбрались на свежий воздух.

Иезуит передал ватиканскому спецслужбисту непрозрачный пакет, в котором находится изъятый им на месте ЧП нож с золотой ручкой и, вложенный в маленький пакетик, фрагмент обнаруженной там же ветки.

Стащив перчатки, бросил их в подставленный другим стражем Престола целофанированный пакет.

Затем жестом подозвал своего верного помощника.

– Слушаю, брат Игнаций!

– Доменико, упаковывайте аппаратуру! – распорядился Кваттрочи. Увидев, что редактор намеревается метнуться к столу, он схватил Сарто за рукав. – Обожди, я еще не все сказал.

Иезуит, перейдя на итальянский, зашептал помощнику на ухо:

– Доменико, сколько времени тебе понадобится, чтобы развернуть и расшифровать скрипт?

– Какой именно? – тоже перейдя на шепот, спросил ватиканский редактор.

– Меня интересуют оба скрипта, Доменико. Во-первых, сам момент темпоральной атаки… А именно, как и кем это было сделано. Во-вторых, нужно исследовать и декодировать защитную программу, которая была задействована, когда я попытался «раскрыть» проекцию модуля!..