пространстве лес выглядит во многом так же, как и в реальном мире; но здесь нет света и тьмы, или их комбинации, их сочетания, нет теней, нет смены дня и ночи.
Здесь несколько иные запахи. В этом мире не слышны птичьи голоса; свежий майский ветер не шелестит в верхушках елей и сосен; тишина тут такая, что к ней еще нужно привыкнуть.
– Я уже как-то спрашивал вас, Павел Алексеевич, о некоторых особенностях вашего зрения, – первым нарушил тишину Авакумов. – Не скрою, общался на эту тему также и с Окулистом… Вас ведь нельзя отнести к разряду полностью незрячих людей?
– Вы говорите сейчас о нашем обычном физическом мире, мире людей, а не
– Да, именно об этом речь.
– Я вижу реальность примерно в таких цветах и оттенках, и в таких очертаниях, как словно я смотрю через прибор ночного видения. Не очень четко, не все мелкие детали могу рассмотреть… но в целом картинку я вижу.
– А здесь, в этой новой для вас зоне?
– Очертания предметов несколько контрастней, если сравнивать, к примеру, с «монастырской» зоной… Но цветовая гамма, в сущности, та же.
– Чем дольше живу на свете, – задумчиво произнес Авакумов, – тем больше удивляюсь тем скрытым возможностям, что заложены в человеке.
– Я вас понимаю.
– Вы один из немногих, у кого открыт так называемый «третий глаз». Или «аджна-чакра», как говорят на мистическом Востоке…
– Полагаю, к числу этих «немногих» относитесь и вы сами, Михаил Андреевич, – усмехнувшись, сказал Редактор. – А после того, как мне открылась еще одна грань этого объекта, есть основания предположить, что и у бывшего хозяина Ближней дачи помимо обычного человеческого зрения имелось и некое мистическое зрение; или то, что вы назвали «третьим глазом»…
– Между нами, он был в высшей степени необычным человеком, – сказал Авакумов после небольшой паузы.
– Человеком ли?..
– Даже те, кто были рядом… в том числе и здесь, когда он совершал прогулки в этой закрытой для его партийных соратников зоне, не смогли бы точно ответить на этот ваш вопрос.
– У вас и сейчас на него нет ответа?
– А почему это так вас интересует?
– Потому что мне интересны вы сами, Михаил Андреевич. – Редактор остановился, но Хранитель вновь увлек его по дорожке за собой. – Я нигде ничего о вас не читал… Хотя литературы о том времени, в том числе, основанной на документальных свидетельствах…
– Якобы «документальных»…
– …равно как фильмов о сталинской эпохе – всего этого сейчас в избытке. Но ваши имя и фамилия в этих книгах или телепередачах даже ни разу не были упомянуты, как мне кажется!
– Будь иначе, вы бы сейчас говорили с кем-то другим.
– Как вы оказались вообще в ближнем окружении Сталина? И почему он выделил в свое время именно вас? Ведь вы в то время были совсем еще молодым человеком…
– Поговорим об этом в другой раз, – спокойным тоном произнес Хранитель. – Давайте-ка лучше перейдем к нашим насущным делам.
– Как скажете… Я и не рассчитывал, по правде говоря, на вашу откровенность.
– Жду вашего подробного рассказа о ночном сеансе редактуры и утреннем визите в зону к Логинову. Также меня интересуют ваши соображения о текущей миссии «Апостолов» и ваше личное впечатление после сегодняшнего контакта с иезуитом Кваттрочи.
Они продолжили свою прогулку по этому странному, наполненному тишиной, погруженному в зеленовато-серый полусумрак пространству, по дорожкам пустынного леса, где их не могла подслушать ни одна живая душа. Рассказ Павла Алексеевича занял около получаса времени. Авакумов слушал очень внимательно; он лишь изредка прерывал доклад Редактора, задавая уточняющие вопросы.
– Это, конечно, не моя компетенция, – заканчивая, сказал Редактор, – но аквалонцы ведут себя крайне нагло. Я также не совсем понял суть идеи с обращением… с нашей стороны… к процедуре Третейского суда. И, соответственно, с приглашением на нашу территорию иезуита Кваттрочи, наделенного столь обширными полномочиями.
– Вас это тревожит?
Редактор мрачно усмехнулся.
– Знаете, Михаил Андреевич… Иногда я ощущаю себя так, как будто мы проиграли войну и теперь живем под пятой оккупантов.
– Мы проиграли важное сражение, – подал реплику Хранитель, – мы потеряли территории и людей, но мы не проиграли войну.
– Знакомое выражение. Чаще всего оно служит для оправданий. Или же для сокрытия реальных – и весьма прискорбных – фактов.
– Все не так плохо, как вам кажется.
– Да поймите же!
– Несколько десятилетий назад обстановка была еще тяжелей, – сказал Авакумов. – Уж поверьте мне на слово, как очевидцу и участнику тех событий. Тем не менее, мы отбились, а затем и выиграли войну. Хотя… здесь существуют разные оценки… не смогли вполне распорядиться добытой столь огромной ценой победой.
Дальнейший их разговор в основном касался личности Логинова.
– Мы за этим молодым человеком, наблюдаем уже несколько лет, – признался Хранитель. – Очень аккуратно, скажу, послеживали… Старались не привлекать к нему стороннего внимания. С его приемными родителями, ныне покойными… или считающимися таковыми, я был знаком лично.
– Вот как? А почему данную инфу не сообщили мне, когда мы разговаривали о Логинове в мой прошлый приезд?
– Эти знания могли вам на тот момент помешать… Настоящие имя и фамилия его вам уже известны?
– Я это выяснил для себя, когда стали известны имена и фамилии двух жертв ДТП тридцатого апреля. По паспортным данным он Денис, а не Даниил… Кстати, друзья и близкие его так и называют – или называли – Дэн… Поэтому-то он и отзывается на это сокращенное прозвище.
– Здесь любопытно то, что при изменении его «профиля», его биографии, была произведена замена имени Денис на Даниил…
– Меняя человеческое имя, меняют судьбу?
– Скорее, имеет место попытка затруднить поиск данных о человеке по существующим базам и архивам.
– Похоже, такая цель и ставилась тем, кто внес изменения в скрипт?
– Это лишь одна из возможных целей.
– Могу я задать вопрос?
– Да, конечно.
– О недюжинных способностях Логинова было известно и ранее?
– Отчасти – да. Мы ведь планировали его попробовать в роли стажера в Четвертой редакции.
– Но из-за этого вот ЧП – не успели?
– Не успели, потому что по предварительному графику, как мне доложили, его намеревались ввести в штат ближе к осени. А к тому времени, как вы понимаете, его, действуя исподволь, постепенно и планомерно подготовили бы, открыли бы ему глаза на некоторые процессы и явления.
– Мне это знакомо… – задумчиво сказал Павел Алексеевич. – У меня много схожего, как я понял, в плане биографии с этим молодым человеком.