На кухне я сел к столу, а Люси достала яйца из холодильника.
– Он придет ночевать?
– Не думаю. Надеюсь, что нет.
Она молча поставила сковородку на плиту.
– Не заводись, Люси. Он – сумасшедший. Я в этом убежден. Мне следовало сразу отдать его Раймондо. Мы с тобой ошиблись, решив, что найдем к нему подход. Раймондо говорит, что завтра утром он будет стрелять. Это все, что мне нужно. Забудем о нем на сегодняшний вечер. Он и так мне надоел.
Люси повернулась ко мне.
– Он запуган до смерти.
– Ты называешь это так. Я – иначе. Ради бога, больше ни слова о нем!
– Хорошо, Джей.
Она разбила яйца над растопленным маслом.
– Ты забыла ветчину.
Люси покраснела и начала дрожать. Выключила газ и повернулась ко мне.
– О, Джей, я так волнуюсь! Что все это значит?
– Не порти мне аппетит. Прошу тебя, Люси, забудем о нем.
Я поднялся и вышел на веранду. Может, я был излишне резок, но Тимотео Саванто изрядно попортил мне кровь, и у меня болела челюсть.
Вскоре Люси принесла две тарелки. Яйца пережарились, ветчина подгорела. Пока мы ели, я рассказал Люси, где закопана жестянка из-под печенья.
– Ты слушаешь, Люси? Это важно.
– Да.
– Это большие деньги. Не дай бог их украдут.
– Да, конечно.
Я не съел и половины яичницы.
– Извини, Джей. Она сегодня невкусная.
– Приходилось есть и похуже. – Я закурил. – Что сегодня по телевизору?
– Не знаю. Я не смотрела.
Из гостиной я принес «Ти-ви гайд»[3]. Вечером показывали вестерн шестилетней давности с Бертом Ланкастером в главной роли. Челюсть болела все сильнее. Я вернулся в гостиную и включил телевизор.
Люси унесла тарелки на кухню. По экрану мчались всадники, падали с гор огромные валуны. Гремели выстрелы, сверкали ножи. Я поглаживал распухшую челюсть, сидя перед телевизором.
Как и большинство вестернов, фильм закончился кровавой резней. Едва пошли заключительные титры, я выключил телевизор.
– Пойдем спать, – сказал я.
– Можно ли оставить окно открытым?
Я знал, что она думает о Раймондо.
– Почему бы и нет? Я же с тобой.
Мы ушли в спальню. По очереди приняли душ. Когда мы легли в постель, поднялась луна, освещая море и далекие пальмы. Челюсть по-прежнему болела, но я старался о ней не думать.
– Что будет завтра, Джей? – спросила Люси из темноты.
Я обнял ее и притянул к себе.
– Стоит ли думать об этом? Посмотри лучше, какая сегодня луна.
Глава 4
Я пришел в тир за несколько минут до девяти, и ждать мне пришлось недолго. Ровно в девять я увидел приближающихся Раймондо и Тимотео.
Раймондо уверенно вышагивал впереди. Тимотео с поникшей головой и в темных очках плелся сзади. Его рубашка взмокла от пота.
Ружье я уже зарядил. Я не знал, чего ждать, и настроение у меня было паршивое. Болела челюсть, синяк налился черным. Такой неумеха и такие кулачищи, вновь удивился я.
Когда нас разделяла дюжина ярдов, Раймондо что-то сказал Тимотео, и тот остановился как вкопанный, словно вол по команде погонщика. Раймондо подошел ко мне.
– Забирай его. Он будет делать все, что ты скажешь. Учи его стрелять, солдат. Не разговаривай с ним. Только учи стрелять.
Я подозвал Тимотео. «Буду обращаться с ним, – решил я, – как с новобранцем в армии: ничего лишнего, только дело».
Не взглянув на меня, ученик вошел в пристройку и застыл, обреченно уставившись на далекие мишени.
– Сними очки! – рявкнул я.
Он сжался, но очки снял. Хотел положить их в нагрудный карман рубашки, но тут рядом возник Раймондо.
– Дай их мне.
После короткого колебания Тимотео вытянул руку с очками. Раймондо взял их, посмотрел на Тимотео, затем бросил очки на песок и растоптал ногой. Я бы не смог этого сделать, но одобрил действия Раймондо. Этот болван прицепился к ним, как маленький ребенок к соске-пустышке.
– Ружье заряжено. Начинай стрелять, – приказал я.
Тимотео взял ружье. Лицо его превратилось в маску. Меня пронзила внезапная мысль: а вдруг он выстрелит в меня или в Раймондо? Хороши же мы тогда будем! Я даже вспотел, но все обошлось. Я понял, что Тимотео не мог даже подумать об этом. Он повернулся и пошел к барьеру. Впервые увидел он мишень в телескопический прицел. Я заметил, как напряглась его спина, когда мишень оказалась у него чуть ли не перед самым носом.
– Не торопись, – поучал я. – Поймай в перекрестье центр мишени. Не дергай спусковой крючок, тяни его на себя! – Я дал ему пару секунд, чтобы сосредоточиться. – Стреляй, когда будешь готов.
Выстрел раздался секунд через пять.
Мы с Раймондо вгляделись в мишень. Он попал в самую середину.
– Хороший выстрел. Так и надо стрелять. Продолжай.
Стреляя с телескопическим прицелом по неподвижной мишени, промахнуться можно, лишь страдая болезнью Паркинсона. Тем не менее из десяти следующих пуль только две легли в центральный круг.
Но Тимотео продолжал стрелять. Я заряжал ему ружье, наставлял, советовал. Раймондо сидел на скамье и курил. После первого выстрела он не смотрел на мишени, но я понимал, что лишь его присутствие заставляет Тимотео продолжать.
Через час, после того как из шестидесяти выстрелов он десять раз попал в центральный круг, я решил дать ему передохнуть.
– Ладно… давайте прервемся. – Я взглянул на Раймондо. – Пусть он пройдется. Жду его через час. – И я направился к бунгало.
Люси счищала с двери старую краску. Увидев меня, она прервала свое занятие.
– У нас перерыв, – пояснил я. – Как идут дела? У меня есть час. Могу тебе помочь.
– Не надо. Мне это нравится. – Она встала. – Хочешь пива?
– Еще рано.
Я прошел на веранду и плюхнулся на один из парусиновых стульев. Люси села рядом.
– Почему не слышно выстрелов? – поинтересовалась она.
– Ружье с глушителем.
– А как Тимотео?
– Нормально. Он стреляет. Для нас это главное.
– Этот человек с ним?
– Раймондо? Да, конечно. Сидит в пристройке. Он – та смазка, которая заставляет этого болвана двигаться.
– О, Джей! Неужели у тебя нет сердца? Неужели ты не видишь, что этот мальчик запуган до смерти? –
