Закричал. Виктор резко обернулся, не удержал равновесия на шаткой кочке и тоже сорвался в коричневую ледяную жижу.
Сразу обожгла студеная вода, налилась в сапоги, и ноги занемели, все намокло и тяжело потянуло вниз, будто привесили к ногам гири.
Виктор отчаянно забился на месте, поднимая брызги, хватаясь за колючие кочки, но они уходили под воду, едва он наваливался на них. И какая-то чугунная тяжесть гнула шею, не давала выпрямиться. Не сразу он сообразил, что мертвый груз на шее — автомат. Чувствуя, как все глубже и глубже погружается в зыбкую топь, Виктор рывком скинул автомат с шеи, и бросил его на две кочки как перекладину, и, навалившись на него животом, еле вытащил ноги из засасывающей трясины. Неловко подвернув ногу и чувствуя боль в боку от автомата, он лежал без сил, со стоном всасывая воздух.
Рядом испуганно вскрикнул немец.
Едва переведя дух, Виктор протянул ему автомат.
— Хватай!
Немец был в воде уже по грудь. Он придушенно мычал что-то. Обезумевшие глаза его на белом лице вылезли из орбит.
— Хватай, говорят тебе! — крикнул Виктор.
Немец схватился, Виктор потянул.
— Держись, — хрипел от натуги Виктор, стараясь вытянуть своего врага из трясины.
Казалось, лопаются жилы. Виктор чувствовал, если вот сейчас не вытащит немца, то у него уже больше не будет сил повторить это.
Немец дернул автомат, Виктор не удержался на кочках и упал в «окно» рядом с немцем. Автомат булькнул и ушел на дно.
Виктор и немец уцепились друг в друга и стали погружаться в студеную коричневую трясину.
Они глухо кричали, звали на помощь, ругались на двух языках.
Виктор совсем выбился из сил. Он захлебывался, когда почувствовал, как его подхватил немец. На какой-то миг они заглянули друг другу в глаза, обожглись безумием обоюдного страха и, напрягая остатки сил, подбились к берегу. Впиваясь бессильными пальцами в торфянистую землю, упираясь в нее подбородками, вдавливаясь лицом, вытащили свои тела на сушу. На четвереньках отползли от трясины и ткнулись лицом в голубые незабудки. В удушье хватали ртом воздух и не могли надышаться. Тяжким молотом ухало сердце. Долго лежали в черной качающейся пустоте, оглохшие от натужного стука крови в висках, полумертвые, равнодушные ко всему. А где-то настойчиво билась, не давая покоя, мысль: «Надо встать и идти. Надо встать». Но Виктор продолжал лежать, с протяжным хрипом, взахлеб всасывая воздух.
«Встать! — приказывал он себе и шевелил пальцами, но сил хватало только на это. — Встать! — с бессильной яростью повторял Виктор. — Встать! Сволочь!..»
Он собрал остатки сил, напрягая волю, почти теряя сознание, заставил себя подняться. Стоял шатаясь, и земля ходила под ногами, как корабельная палуба в шторм.
Виктор поднял глаза. Жидко-голубая мгла горизонта и бесцветное пятно солнца были призрачны и нереальны.
— Врешь! — вслух сказал Виктор, трудно двигая одеревеневшими губами. Сквозь горячую тяжесть, прихлынувшую к ушам, не услышал собственного голоса. — Врешь, наша перетянет!
Он перевел взгляд на лежащего лицом вниз немца и, боясь наклониться, чтобы снова не упасть, ткнул его ногой в бок.
— Ауф!
Немец открыл глаза и долго смотрел не узнавая. Не сразу, откуда-то из глубины, издалека, вернулось сознание, взгляд его стал осмысленным.
— Ком! — сипло выдавил Виктор. — Иначе капут.
Немец с огромным трудом встал. Держась друг за друга, пошли.
…Они тогда опоздали на обед. Дождь загнал их под огромную разлапистую ель, одиноко стоящую на поляне. По веткам хлестали струи, на иглах набухали дымчатые капли и срывались. А возле могучего ствола было сухо, лежал слой опавших иголок, пахло прелью, смолой, умытой хвоей, и было приятно чувствовать себя в безопасности. Они сидели рядышком, полные смущения и ожидания чего-то радостного, необычного, нечаянно касались плечами, и от этого сладко и смятенно замирало сердце.
Виктор отвел ветку, выглянул наружу. Сверху дружно посыпались капли, попали за шиворот, Вера ойкнула и округлила глаза. Виктор нарочно тряхнул еще раз.
— Что ты делаешь! — со счастливым испугом воскликнула Вера, а у него хмельно закружилась голова, и он засмеялся над испугом Веры и оттого, что рядом она, что кругом дождь, а они сухие, и что опаздывают на обед, и весь девятый класс сидит на полевом стане под навесом и ломает голову, куда они запропастились.
Отполоскал дождь внезапно, туча свалилась за увал, за темную гряду леса. Брызнуло солнце.
Первой из укрытия выскочила Вера. Сильно тряхнула ветку, обрушила на Виктора ушат воды и кинулась бежать. Виктор выскочил за ней и на миг замер, ослепленный солнцем, синевой неба и сверкающей, умытой дождем поляной.
А Вера убегала, смеясь и оглядываясь. Виктор припустил за ней, быстро догнал. Она поскользнулась на мокрой траве, Виктор схватил ее за руку, и дальше они бежали, держась за руки.
Потом они собирали ягоды. Счастливо-возбужденный Виктор самоотверженно ползал на коленях по мокрой траве, срывал веточки земляники и преподносил их Вере, а она, стоя на широком пне, царственным жестом брала их и смеялась затаенно и непонятно. И этот смех тревожил и смущал Виктора. Ему хотелось снять ее с пня и на руках понести на край света. И от такой мысли хмельно и радостно стучало сердце.
— Эге-ге-гей! Ве-ра-а-а! — вдруг заорал он.
И эхо отозвалось звучно и широко.
— Сумасшедший! — тихо сказала Вера и посмотрела на Виктора благодарными глазами.
В уголке рта она держала земляничную веточку с красными каплями-ягодками…
Тундра.
Марево.
Низко над горизонтом обескровленный глаз солнца. Могильная тишина. И ветер, и море, и небо — все умерло.
Хлюп, хлюп…
В тягостной тишине чавкают шаги.
Кто-то выбил из-под ног опору, холодное слепое солнце покачнулось, сделало зигзаг по небу и расплющилось от удара о землю.
Во рту соленая кровь, в глазах вспыхивают и крутятся красные круги. Они все множатся, множатся, разгораются яркими радужными пятнами, распадаются на оранжевые звезды и гаснут искрами в красной темноте. Голова полна тяжелого горячечного гуда.
Хлюп, хлюп…
Идет он? Нет, руками возится в какой-то жиже. Надо встать, обязательно встать!
Виктор напрягся, стараясь оторвать свое очугуневшее тело от земли. Немец помог подняться.
И снова шаг, еще шаг…
Он уже не шел, а только переставлял ноги по зыбкой мшистой земле. «Поднять правую ногу и опустить, теперь левую поднять и опустить». Яростно подобрав губы, отсчитывал про себя: «Есть. Еще раз. Так, готово. Еще раз. Ага, вот так и делать, так делать. Стоп, где немец?»
Чтобы не закружилась голова, медленно оглянулся. Немец лежал лицом в землю.
Виктор вернулся за ним. Никогда не думал, что десять шагов — так далеко. Подошел, долго стоял, тупо раскачиваясь всем телом из стороны в сторону, копил силы. В глазах темно. Усилием воли старался удержать ускользающее сознание. С единственной страшной мыслью не упасть поднял немца…
