– Зачем?
Ее взгляд сделался колючим, лицо словно окаменело, и я тотчас увидел, что играю с огнем. И тогда я рассказал ей про Кендрика и Орсоко. Она слушала, не спуская с меня лиловых глаз.
– Нужно утихомирить Орсоко, – закончил я. – А для этого есть только один способ – вернуть деньги, тогда он не станет возникать. Я должен повидать Кендрика и все уладить.
Викки глубоко вздохнула.
– Ну и впутался ты в историю, – раздраженно проговорила она.
– Разберусь. Тебе нечего волноваться.
Мне ни в коем случае не следовало произносить этих слов. Она схватила бокал и в сердцах запустила им через всю комнату. Он ударился о противоположную стену и разбился вдребезги. Гневно сверкая глазами, она подалась вперед.
– Волноваться? Что ты мелешь? Попробуй только втянуть меня в свои грязные делишки – пожалеешь, что родился на свет! Иди улаживай! Но не вздумай втянуть меня!
– Да не кипятись ты, Викки. – Я опешил от этой вспышки ярости. – Незачем так сердиться. Я все улажу.
– Смотри у меня!
Впервые я увидел у нее бездушное лицо, злобный взгляд. Теперь мне стало понятно, почему все предупреждали, что она злыдня.
Выходя из комнаты, я услыхал брошенное мне в спину:
– И чтобы вернулся! Не позже пяти!
Клод Кендрик принял меня в своем кабинете с кислой улыбкой.
– Все устроилось, дружочек, как нельзя лучше. Вам приготовлен на подпись документ. У меня был разговор с Орсоко. Он отнесся с пониманием. В сущности, даже не выразил неудовольствия. Ему удалось спасти с самолета немало ценного оборудования, которое досталось даром.
– Что с обломками самолета?
– Их больше нет, – улыбнулся Кендрик. – Все в полном порядке. Никаких проблем. Только подпишите вот здесь. Это документ о передаче вашей компании Орсоко.
Я подписался именем, под которым регистрировал компанию: Джек Нортон.
Все, кажется, встало на свои места.
– Я слышал, мистер Эссекс собирается строить новый «кондор»? – лукаво зыркнул на меня Кендрик. – Быть может, нам заключить еще одну сделку?
– Исключено.
Он приподнял свой оранжевый парик, заглянул внутрь и снова нахлобучил на голову.
– Да, – прищурился он. – У миссис Эссекс есть немало дорогих побрякушек, в частности, бриллиантовое колье. Если у вас что-нибудь наметится, я всегда готов.
– Отвяжись, пузан, – отрезал я и ушел.
Я сел в «кадиллак». Часы на приборной доске показывали половину второго. Меня ждали не позже пяти. Я решил заехать к себе и спокойно все обдумать.
Дома заказал обед, поел, закурил сигарету и сел у распахнутого настежь окна. Стоит мне приступить к работе, рассуждал я, и я вырвусь из сетей Викки. Продержаться бы еще четыре дня, а там начнутся дела, и я буду в безопасности. Ей придется смириться с этим. А то и аэродром, и новый «кондор» – где же тут возьмешь время на любовные утехи с миссис Викторией Эссекс.
Предстояло еще четыре рискованных ночи, и меня пробирал страх. Однако я уговаривал себя, что Викки рискует не меньше, а раз она преспокойно спит со мной, значит, и мне ничего не грозит.
Тут позвонили в дверь.
Я открыл в полной уверенности, что это официант пришел за сервировочным столиком.
Иногда употребляют выражение: «Волосы встали дыбом». Преувеличивают, конечно, волосы сами не встают дыбом, но у человека может возникнуть такое ощущение. Его может объять такой ужас, что кровь отольет от лица, он похолодеет, у него перехватит дыхание. Именно это и произошло со мной, когда я увидел на пороге Пэм Осборн.
Да, это ее волнистые белокурые волосы, ее узкое, скуластое лицо и большие зеленые глаза. Она была одета в ярко-желтую блузку и белые облегающие брюки и улыбалась хищной улыбкой пантеры.
– Привет, Джек! Не ждал?
Я отшатнулся, а она вошла в квартиру и закрыла дверь.
Пэм!
Я начисто позабыл о ней с того самого мгновения, как настоял, чтобы она не летела с нами, а дожидалась в Мериде. И вот она здесь – единственное роковое звено, соединяющее меня с угоном. После разговора с Кендриком я поверил в свою неуязвимость. Поверил даже, что избавлюсь от навязчивых притязаний Викки. Перестану являться по первому зову, и ей скоро наскучит со мной. До этой минуты будущее казалось безоблачным, а теперь… теперь надвинулась гроза.
Я молча наблюдал, как она выбирает стул и устраивается поудобней.
– Я так рада, Джек, что ты процветаешь, – заговорила она, открывая сумочку и доставая сигареты. – Болтала я тут с Долли Бернс, она моя близкая подруга. Стало быть, ты нынче ходишь у Эссекса в любимчиках. – Она посмотрела на меня в упор, и мне стало зябко от холодной ненависти, сквозившей в ее зеленых глазах. – Пятьдесят тысяч в год, освобождение от налогов, уютная квартира, «кадиллак», а сам – большой начальник, пуп земли. Как мило!
Я сел. От шока я уже оправился и начал собираться с мыслями.
– Трудно поверить, правда? – Голос у меня, я заметил, звучал хрипловато. – Так уж устроена жизнь, Пэм. Безумно жаль Берни. Я понятия не имел, что у него шалит сердце, а ты?
– Нет. – Она закурила. – Я была на похоронах, не могла не пойти. Надеялась и тебя там увидеть.
У меня мурашки побежали по коже. Значит, она может разбить в пух и прах все наши россказни о падении в море.
– Я знаю, вы с Берни…
– Не будем о Берни, – перебила она. – Он умер. Давай лучше обо мне.
– С удовольствием, – подхватил я и без всякой надежды спросил: – Пэм, хочешь вернуться на старое место? Я могу это устроить.
– Как любезно с твоей стороны, Джек. Пожалуй, нет… мне хочется что-нибудь получше… теперь.
Итак, это шантаж.
У меня тотчас возникла мысль: она пришла одна, что, если убить ее? Может, это спасет меня от надвигающегося кошмара? Ну, допустим, убью, а куда деть труп?
– Чем я могу помочь, Пэм?
– Я разговаривала с Клодом. Он сказал, что ты вернул все деньги. От Клода я не дождалась помощи. Он посоветовал обратиться к тебе. – Пэм закинула ногу на ногу. – Берни собирался жениться на мне. Мы с ним получили бы миллион. Я не отказалась бы от миллиона.
Я кивнул:
– Кто же откажется?
Она стряхнула пепел на ковер.
– Я прожила пять дней в меридской гостинице «Континенталь». Там было скучно и одиноко, но так вышло, что мне повстречался Хуан.
– Ты всегда легко сходилась с людьми.
– Ну же, Джек! Ты плохо слушаешь: Хуан Аулестрия. Забыл? Он работает… раньше работал у Орсоко, теперь вспомнил?
В памяти возник высокий, худой мужчина с густыми, длинными волосами, скользкий как уж, и у меня упало сердце.
– Хуан был очень добр ко мне, – продолжала Пэм. – Он приехал со мной, мы остановились в «Хилтоне». Он посчитал, что будет тактичнее, если сначала я повидаюсь с тобой, а уж после он. – Ее алые губы разомкнулись в подобии улыбки. – Хуан на редкость тактичный человек.
Мне надоело играть в кошки-мышки. Я у нее на крючке – это ясно. Хорошо еще, что у меня хватило ума не пристукнуть ее. Аулестрия куда опаснее, чем она.
