— Что же выходит, — поймал плечами дрожь Эпп. — Труп где-то поблизости? Если Сиват падальщик?
— Будет труп, — пробормотал Халуган. — Много трупов. А если он так радуется Пагубе, почему бы ему ее не ускорить? Я-то свое отжил, во мне уж и жизни не осталось, разве только любопытство одно, но страх за пальцы дергает. Все идет к тому, что новая Пагуба накатит. И дело даже не в Сивате. Слишком все гладко при нашем ише. Ни войны никакой, ни мора, ни побора. Народ богатеет, жиреет даже. Верная примета — быть Пагубе.
— А что ты скажешь о черном сиуне? — спросил Эпп.
— Ничего, — зевнул старик. — Я его не встречал, да и вообще, говорят, что это не хиланский сиун. Хиланский вроде столба. Я мальчишкой весь город облазил с бечевой и шестом. Все искал каменный столб, который то короче, то выше или то толще, то тоньше. Но так и не нашел…
Эпп вздрогнул от треска, раздавшегося за окном. Над ярмарочной площадью взрывались фейерверки.
Утром, облившись холодной водой в маленьком дворике своего домишки, который он все-таки сумел купить все у той же северной башни как раз десять лет назад с богатой харкисской добычи, Эпп надел свежую нательницу, напялил поверх нее кольчужницу без рукавов и, выходя из дома, столкнулся с Хапом и Хаппаром. Молодые стражники выглядели слегка осунувшимися, но бодрыми. Скосив взгляды на рукав нательницы Эппа, под которым выделялась повязка, они затараторили вразнобой.
— Ярмарка разбегается, народу вполовину осталось!
— Слухи поползли, что Пагуба скоро! Урай Хилана помер! Прямо во дворце иши перед его глазами!
— И постельничий помер тоже! От страха! Что-то там такое главный смотритель Текана выкинул, и они все поумирали! Народ разбегается. Кто на лодках, кто на телегах.
— Сивата никто не видел, но говорили, что девчонка какая-то танцевала между рядами и песни пела. Как колокольчик звенела. Откуда взялась, непонятно, куда пропала, тоже никто не понял. А как исчезла, то вся посуда побилась и молоко скисло.
— А может, оно и было кислым-то?
— Было, да не у всех же! А про черного сиуна никто не слышал. Точнее, все слышали, но только то, что сиун с белым парнем меч скрестил. И все.
— Так уж переврали десять раз, что чуть ли не час они фехтовали.
— А кто на столбе со щитом озоровал, никто не знает. Но все говорят, что это, наверное, черный сиун и нарисовал глаз.
— А другие говорят, что вовсе не черный сиун, потому как черный сиун должен был белый щит Паркуи в голубой цвет покрасить. Он ведь вроде из разрушенного последней Пагубой города Араи, а там жил клан Крови, клан Эшар, а у них щит был голубым с красной каймой.
— А труппа Куранта без следа сгинула. Никто их не видел, разве только говорили, что Луккай, которого Белым кличут, и девчонка та, Нега, в город ушли со сломанным мечом, а там и пропали. Меч-то у парня после схватки с сиуном развалился на части. Не сразу, но развалился. Больше их и не видел никто.
— Цыц! — рявкнул Эпп. — Дельное пока услышал только насчет девчонки и насчет сломанного меча. Об урае и постельничем и без вас разузнаю. Девчонку-то, случаем, не Ишхамай кличут?
— Не знаем… — Молодцы ответили едва ли не хором. — Те, кто рассказывал о ней, словно не в себе были.
— Еще какие чудеса имеются? — сдвинул брови Эпп.
— Чудес не имеется, — покосился на Хапа Хаппар и понизил голос, — а странностей предостаточно.
— Ну! — поторопил молодцов Эпп.
— Кессарцы ушли, — прошептал Хаппар. — Большой корабль кессарцев, что стоял у пристани, ближе к вечеру вдруг ушел. Лодочники говорят, что обычно они до последнего дня томятся, а тут вдруг погрузили какие-то мешки и ящики и уплыли. Но на борт никого не брали.
— Еще что говорят лодочники? — прогремел Эпп.
— Вольный помер какой-то, — почесал затылок Хап. — Нет, ну бывает такое, но уж больно от него воняло. Когда его на носилках тащили на струг, стражники аж разбежались. Ну старик и старик, монеты на глазах, худой, туда ему и дорога, но где они его хранили, непонятно, потому как он же где-то тухнул? Чего ж никто раньше не унюхал?
— Ага, — кивнул Хаппар. — А через час на тот же струг свадьба отправилась. Кому-то горе, а кому-то праздник. А как перемешаешь — ни вздохнуть, ни невесту поцеловать, одна рвота.
— Чей струг? — только и бросил Эпп, собираясь бежать к Квену.
— Арнуми и Нигнаса, — выудил из-за пазухи полоску ткани Хаппар. — Брат и сестра из вольных, трактир держат в гиенском поселке на берегу Блестянки. Пятьдесят лиг от устья. Два струга у них. На том Нигнас ушел, только Арнуми не стала неделю доторговывать, под утро сорвалась. С час назад, наверное, даже шатры не свернула, погрузилась, парус подняла — и в путь. Сейчас ветер западный, как раз в спину ей задувает. Так все теперь разбегаются, не она одна…
— Наверное, прямо так и ходили вокруг ее шатра и пытали, кто умер да почему? — стиснул зубы Эпп.
— А как же еще? — недоуменно подняли брови молодцы.
— Эх! — размахнулся Эпп, чтобы отвесить по оплеухе каждому, но только плюнул и побежал к проездным воротам, прикрикнув стражникам: — Не отставать!
Квен и в самом деле оказался у караулки. Глаза у воеводы были красными, но движения твердыми и спокойными. Тут же толпились старшины всех дружин и всех башен, на воротах стояли не только стражники, но и гвардейцы и даже ловчие. Эпп уже начал почесывать затылок, как подойти к воеводе, но Квен сам заметил старшину северной башни. Он бросил толпящимся вокруг него что-то резкое и быстрым шагом подошел к Эппу.
— Говори! — процедил сквозь зубы.
Старшина проглотил приготовленный вопрос об урае и постельничем и отчеканил коротко:
— На ярмарке Сивата, кроме меня, никто не видел, зато являлась Ишхамай, «поющая девочка». Курант и вся его труппа ушли на Вольные земли. Еще вчера после полудня ушли. На одном из стругов Арнуми и Нигнаса из поселка, который лежит в пятидесяти милях по берегу Блестянки от ее устья. Если идти на веслах, да и при среднем ветре, будут там сегодня к вечеру. Второй струг отошел только сегодня утром, почуяла торговка что-то. Но все барахло, все сундуки и реквизит Курант отправил с кораблем кессарцев. Скорее всего, в Хурнай. Кессарец, по крайней мере, ему предлагал гостеприимство еще во время выступления.
— Все? — сузил глаза Квен.
— Перед бегством двое курантовских выкормышей ходили в город, — вспомнил Эпп. — Лук и Нега. Думаю, решили починить сломанный меч.
— Ганк! — рявкнул, обернувшись, Квен.
От толпы у караулки отделился белобрысый здоровяк и подбежал к воеводе.
— Этот? — спросил Квен, когда ловчий извлек из мешка половинки старого меча.
— Похоже, что этот, — прищурился Эпп.
— Значит, Лук, — задумался воевода и уперся холодным взглядом в лицо старшины. — Скажи, Эпп. Ты ведь фехтовальщик не из последних. Когда-то так и лучшим числился. Мог этот Лук взять на меч ловчего?
— Мог, — коротко бросил Эпп.
— Эпп! — выпучил глаза Ганк. — Он Эква убил! Ты хочешь сказать, что какой-то мальчишка мог взять на меч Эква? Он был одним из лучших!
— Заткнись! — поднял руку Квен.
— Я вот что скажу… — Эпп на мгновение прикрыл глаза и явственно вспомнил все движения
