– Лучше не спрашивай.
– Значит, не знаешь. А ты давно тут?
– Вчерась привезли.
– Так тебя же ищут! – обрадовалась Наталья.
Руки коснулись холодных стен, девушка прошла немного в сторону и наступила на тюфяк, на него и приземлилась.
– Не-а, – тем временем вяло говорила Арина. – Некому искать, я одна. В сиротском доме росла, старая барыня взяла к себе в работницы, хорошо у нее жилось, да померла она. Дочка барыни разрешила мне жить в доме и за чистотой следить, а сама с мужем да детьми уехала. В доме остались сторож да я. Ввечеру дед обязательно выпивает, потом спит крепко… Некому искать.
– А у меня дядька есть, он-то будет искать…
Ей и в голову не приходило, что поиски – дело сложное, порой невозможное. Где, в какой стороне искать? Но Наташка наполнилась уверенностью, что дядя обязательно найдет ее и приведет полицию.
Утром Марго устыдилась за вчерашний побег, а переживать, мучиться, страдать было не в ее духе, ведь от этого портится характер. Первейшее лекарство от переживаний – увлекательное дело, такое вовремя подоспело – найденная убитая девица. Заодно Марго отвлечется от ревности к подполковнику и Мишелю, впрочем, Суров пусть женится сколько угодно раз, прав она на него не имеет, а Мишель – в полк, срочно! Ну, а пока Марго навестит Зыбина, следовательно, отправится в полицию. Представив, какую кислую физиономию он соорудит при виде графини, имеющей столь необычное увлечение, она хихикнула.
Кабинет Зыбина – келья монаха. Кроме портрета императора, нет никаких украшательств, если не считать шторы. Даже на столе ничего лишнего – один чернильный прибор, вдоль стен несколько стульев и одно кресло у стола для особо важных персон, к которым относилась и Марго. В дальнем углу конторка для писаря, который появлялся здесь редко.
Зыбин что-то рассматривал сквозь лупу, когда же Марго вошла, он и не подумал встать, дабы поприветствовать ее сиятельство, хотя о ней ему сообщили. Вообще-то из кресла этого человека вытащить можно только в исключительном случае, он удивительно неповоротлив, ленив, прожорлив, что не мешает ему неординарно мыслить. Зыбин поднял голову, лупа выпала из его безвольной руки, а губы неожиданно растянулись до ушей в жабьей улыбке:
– Доброго здоровьица, ваше сиятельство, а я, признаться, заждался вас.
У Марго помимо воли вытянулось лицо, а глаза расширились, хотя с детства ее наставляли: никаких эмоций, благородная дама обязана быть непроницаемой. Да она чего угодно ждала от него, но не вежливого приема, посему растерянно, с огромным удивлением выговорила:
– Меня?! Вы?! Ждали?!
– Ждал-с, – подтвердил он. Видимо, плохо спал, или у него несварение, или слегка умом тронулся. – Логика, сударыня, подсказала-с: вами найдена убиенная девица, стало быть, утром вы прискачете в участок. Да вы садитесь, раз уж пришли, в ногах-то правды нет.
Марго быстро сообразила, что его внезапная доброжелательность продиктована не только страхом прогневать мужа графини – статского советника, но и выгодой. Она ведь стала его добровольной шпионкой в свете и помогала следствию, причем без вознаграждения, даже тратила свои деньги на нужды полиции. Кстати, муж взбешен ее дружбой с начальником следственных дел, как хорошо, что Зыбин этого не узнал, мало того, привык к ее участию.
– Вы угадали, – присев напротив него, сказала Марго, – мне крайне любопытно, что это за смерть, тем более вторая по счету, не так ли?
– Так, так, – закивал он, сведя лохматые и густые брови к переносице. – Однако, сударыня, причины убийств в обоих случаях не ясны-с. Не мотивы, а причины.
– Это не одно и то же?
– Для вас, может и одно, а я вижу разность. Мотив, по моему разумению, это цель убийцы, найден мотив, стало быть, и преступник – вот он. А причины-с имеют более широкое значение. К примеру, причина смерти – отравление, что мы делаем? Ищем тех, кому была выгода отравить, таким образом, причина способствует установлению мотива.
В его латыни Марго не разобралась, а возражение у нее нашлось:
– Но причина-то видна – разрезана вена.
Да, сегодня Зыбин был не похож на себя: он выбрался из кресла без надобности, подошел к раскрытому окну, уставился в него, сложив на выступающем животе короткие руки. По нему никогда не видно – думает он или находится в праздном состоянии ума и духа. На подоконник сел голубь, раскрыл хвост, заходил, поворачивая голову и воркуя.
– Гули, гули, гули… – нежно заворковал Зыбин, и голубь, испугавшись, шумно улетел. – Экая пужливая птица, мала, а понимает: опасность здесь. Желание жить всякая тварь имеет… м-да… А причина не всегда, сударыня, ведет к мотиву, у нас как раз тот самый случай-с.
– Как так? – недоумевала она, он же ходил вокруг да около, толком не объясняя, в чем суть.
– А ответьте на вопрос: кому и зачем резать вену юной девице, которая наверняка не сделала никому ничего дурного?
Собственно, ответ напрашивался один, его Марго и высказала тоже в вопросительной форме, однако сомневаясь, что права:
– Над девушкой надругались?
Зыбин развернулся к ней лицом, но для чего, если он уставился в потолок и глубокомысленно рассуждал:
– Угу. Надругались и убили, чтоб она не обратилась в полицию и не опознала негодяев, – логично-с, весьма логично. Но, увы, она девственна, как, впрочем, и первая убитая. Я жду, сударыня, ваш оригинальный ответ.
Марго свыклась с тем, что Зыбин время от времени экзаменовал ее, причем в тот момент походил на занудливого директора гимназии, вызывающего оскомину у подопечных. Марго рисковала потерять в его глазах авторитет умной женщины (к слабому полу он относился однозначно: волос длинный – ум короткий), что было бы для нее сродни несчастью, но говорить всяческую чушь глупо, и она развела руками в стороны:
– Не знаю, у меня нет ответа.
– Так ведь и я не знаю! – воскликнул он почему-то весело. Но это был один миг, следом Зыбин стал серьезней батюшки во время литургии. – Обе девицы найдены за чертой города, первая – в реке, труп прибило к берегу. Вторая – в лесу. Обе смерти одинаковы: вскрыта вена на запястье, но! Но при этом крови не было ни на первой, ни на второй. Отчего ж так вышло?
– Первая была в воде…
– Да ерунда, сударыня. Кровь не так-то легко смыть, а ее было много, она должна задержаться в тканях одежды хоть самую малость, но крови нет. Чиркун повторно вчерась переворошил одежку.
– Что вы сами думаете, Виссарион Фомич?
– А ничего. Причина-то не ясна-с. И убивал не один человек, не менее двух.
– Неужели?
– У обеих девиц на теле кровоподтеки, о чем это говорит?
– Они оказывали сопротивление.
– Верно. Кабы была одна девица, то фантазия нам подсказала бы много мотивов, а тут их две-с! Они не похожи – сходите к анатому, он зарисовал обеих, – а раз не похожи, стало быть, родственницами не являются. По одежде – обе из бедных мещан, значит, делить с ними нечего; обе девственны, следовательно, убийцы их захватили не ради услады. За что же тогда убили? Отчего вену вскрыли, а не как-то иначе порешили? Однако надобность в убийстве была, я глубоко в том убежден. Мало того, мне думается, убийцы избрали единственно необходимый для них способ, но к мотиву ничто не ведет, надобно знать причину.
Вот уперся он в разницу причины и мотива! Но к радости Марго, Зыбин не принял ее в штыки, как бывало раньше, и это колоссальная победа. А его умствование она перевела по-своему: нужно ответить на вопрос – что хотели убийцы в результате смерти девушек. «Хм, а ведь это и есть причина… – подумала Марго. – Или все же мотив? Кажется, я запуталась».
