— Какой несчастный случай?
— Самый неприятный. Она запуталась в сорвавшейся леске.
Чан посмотрел на них, как будто думал, что у нее было больше шансов порезать руки о рог взбесившегося единорога. Он пробормотал что-то неразборчивое и объявил, что продует легкие Кей Ти позже сегодня днем. Стрейкен решил свое недовольство оставить при себе. Он должен доверять. Они не в той ситуации, чтобы выбирать врачей, вид которых ему понравится. Он поцеловал Кей Ти в лоб.
— Увидимся, когда проснешься.
Через несколько секунд вошла медсестра с креслом на колесиках и увезла Кей Ти в палату.
Надо было убить время, и Стрейкен хотел отправить Джилкристу свои последние снимки как можно скорее. Не только чтобы отплатить американцу за лояльность, а скорее, чтобы уверить своего редактора, что с ним, Стрейкеном, стоит сотрудничать. Самое последнее, чего он хотел, это чтобы его вычеркнули из платежной ведомости «Нэшнл джиографик».
Чан позволил ему воспользоваться телефоном в своем кабинете. Стрейкен нашел по телефонному справочнику несколько лабораторий. После двадцати минут тяжелого торга он уломал одного хозяина в Чайнатауне разрешить поработать на своем оборудовании за разумную плату, взял такси и поехал в центр города.
Он нашел лабораторию на боковой улице рядом с храмом. Она была на втором этаже старинного торгового дома, над портновским ателье, окна которого выходили на вид небоскребов в финансовом районе. Через улицу в ларьках готовились крабы с черным перцем, самбал горенг и соевый творог; ароматы представляли достойную конкуренцию запаху фимиама, доносившемуся из дверей храма. Воздух был липким и горячим.
Стрейкен заплатил хозяину лаборатории вперед. Тот был свободным фотожурналистом, освещающим текущие события, и, судя по оборудованию в его лаборатории, хорошо делал свое дело. Сначала он явно нервничал, но когда увидел фотоаппарат Стрейкена, начал успокаиваться. Стрейкену потребовалась какая- то пара минут, чтобы почувствовать себя как дома и убедить сингапурца, что он знает, что делает. Они вместе выкурили по сигарете, затем хозяин ушел купить еды.
На таком классном оборудовании Стрейкен мог работать быстро. Скоро у него уже была лента из тридцати шести негативов, которые он поднес к свету, чтобы рассмотреть поближе. Они выглядели довольно неплохо. Китовая акула охотно позировала, пока Кей Ти не прикоснулась к ней. Стрейкен был особенно доволен рыбками-лоцманами, которые выглядывали из-за гигантского брюха акулы. Он сделал еще четыре снимка со стороны дорсального плавника, как он рассекает планктон. Плавник выглядел как альпийский пик в снежном шторме: гранитная плита, покрытая пятнами снега.
Он сделал тридцать кадров примерно за шесть минут. Один снимок в двенадцать секунд. Прекрасно. Затем были еще снимки его раненой, но героической рыбы-камень на каменном поле. Они были не очень удачными, но все равно пойдет. Последние три кадра пленки казались совершенно черными. Он, наверное, случайно нажал затвор, не сняв крышку объектива. Так портить пленку было не в его правилах. Он отрезал первый негатив и выбросил его в мусорную корзину, проклиная себя за невнимательность.
Второй негатив уже полетел было в том же направлении, как вдруг он заметил белые отметины в левом верхнем углу. Стрейкен всмотрелся внимательнее. Линии казались личинками или маленькими кусочками запутанной нити. Он понятия не имел, откуда они взялись и как попали в кадр. Стрейкен схватил свой фотоаппарат, чтобы проверить, не поцарапал ли он водонепроницаемый футляр.
Нет, не поцарапал. Охваченный любопытством, он включил лампу и просветил негатив насквозь, крутя его так и сяк. Сначала он ничего не заметил, но, приглядевшись, вдруг понял, на что смотрит. Он схватил увеличительное стекло с полки.
Лупа уничтожила все сомнения. Стрейкен вспомнил те три снимка, сделанные в пещере. Он и не собирался что-либо там фотографировать; он просто использовал свет от вспышки. В первый раз объектив смотрел на крышу пещеры и ничего не уловил. Но во второй раз он уже был направлен вдоль корпуса корабля к носу. Совершенно случайно Стрейкен сфотографировал нечто очень важное для своего поиска.
Белые переплетения были не кусочками нитки и не царапинами на линзе. Это были японские иероглифы. Белая краска, название корабля.
54
Стрейкен не мог сам прочитать иероглифы, но это неважно. Все равно это значительный прорыв. Название корабля дает ему первую серьезную подсказку в поисках ответа о тайне его груза. Он быстро прибрался в лаборатории. Оставил хозяину один из самых простых снимков китовой акулы в качестве благодарности, закрыл дверь и выбежал на улицу.
Портной с первого этажа деловито рассказывал туристам, что он делает самые лучшие рубашки в Сингапуре. Он дал Стрейкену пройти, равнодушно скользнув по нему взглядом, как будто содержимое кошелька именно этого иностранца не стоило его усилий. Стрейкен выглядел соответствующе. Он плохо выспался, нерасчесанные волосы были покрыты солью, и кое-где виднелась кровь. Он не брился по меньшей мере неделю. Его рабочая куртка служила ему картотекой, ящиком для инструментов и подушкой. Стрейкен не стирал ее вот уже шесть лет, со дня покупки.
Он срезал путь через Чайнатаун, уворачиваясь от группы детишек, и чуть не столкнулся с рикшей. Ему хотелось знать перевод японских иероглифов, и деловой район, который он видел из окна лаборатории, казался разумным местом для начала поисков.
Небоскребы стояли впечатляющей группой на берегу грязно-коричневой реки. Они светились в вечерних лучах солнца, отражали облака, пальмы и суету Сингапура. В одной из этих башен Ник Лизон непреднамеренно привел к краху «Барингз банк». Стрейкен напряг шею, всматриваясь в тонированные стекла. За ними люди покупали и продавали, управляя миром, и для Стрейкена это было самое непостижимое занятие.
Войдя в деловой район, он заставил себя смотреть не вверх, а в окна первых этажей. Там, где банки, должны быть банкиры. Там, где банкиры, должны быть рестораны. В этой части мира один из ресторанов просто обязан быть японским. А Банбери Эдвард Стрейкен быстро сообразил, что в японском ресторане очень легко найти кого-нибудь, кто умеет читать по-японски.
Наконец, он нашел подходящее заведение в торговом центре в здании, занимаемом крупным японским банком. Как и кафешка под его квартирой в Лондоне, этот ресторан имел предсказуемое название. Только в одном месте это был «Нефритовый сад», а в другом «Тадж-Махал».
В витрине стоял большой аквариум. В нем жили несколько тропических рыб, в том числе и рыба- кролик. Стрейкен улыбнулся, вспомнив о Сумо. Еще он узнал пару гурами и бойцовую рыбку и подумал, что наверняка они куплены на черном рынке. Волоски на его руках встали дыбом, когда он представил, что может предъявить обвинение менеджеру ресторана. Ловля живьем тропических рыб — большой бизнес. Рыбы на сумму около двух миллионов оказываются в аквариумах каждый год. Он взбесился. Бойцовая рыбка казалась очень несчастной. Когда Стрейкен остановился перед аквариумом, он, наверное, создал эффект зеркала, потому что рыбка внезапно стала бросаться на него, очевидно, атакуя собственное отражение.
Он заглянул в дверь и увидел бизнесменов за коробочками сашими «Бенто» и наборами суши. Они заливали все это великолепие «Монтраше», «Шато Лафитом» и «Перье». Стрейкен улыбнулся сам себе, когда увидел, как официантка несет блюдо суши к группе китайских банкиров. Они, наверное, платят по тридцать долларов с человека за это удовольствие, и все же еда не будет так же вкусна, как та, которую приготовил Шлеппи на борту «Морского духа» позавчера вечером.
Официантка заметила, как он маячит при входе, и поспешила приветствовать его. Высокая и стройная, она была одета в малиновое кимоно и туфельки на высоких каблуках. Каблуки дробно стучали по мраморным плитам, отмечая каждый шаг. Цок-цок-цок. Ее волосы были собраны в узел и закреплены двумя палочками. Если их распустить, они наверняка достанут до талии. Стрейкен понял, что питает слабость к
