— Сомали, Кения, Уганда, Заир, Габон, Экваториальная Гвинея, Бразилия, Гайана, Колумбия, Эквадор, Микронезия, Индонезия, Малайзия, Сингапур и Мальдивы, — отчеканил Стрейкен названия. Он изучил атлас и знал их наизусть.
Верховен заинтересовался:
— А почему вы носите это на шее? Большинство людей носят их на манжетах.
— У меня только одна. Вторую украли давным-давно. — Стрейкен был утомлен и взволнован. Ему не хотелось говорить про запонки, но было необходимо наладить контакт. Положение его уже было достаточно сложным.
— Вот незадача, — усмехнулся Верховен, — а как это случилось?
— Это долгая история.
— Расскажите, времени у вас много. Она ценная?
Стрейкен отвел взгляд. Вторая запонка была завернута в лист старой газеты и украдена из сейфа в ночь смерти родителей. Тогда ему было восемь лет, и родители оставили его с нянькой, а сами пошли в ресторан отмечать годовщину своей свадьбы. Его обычная нянька была в отъезде, а та, что прислали из агентства, оказалась довольно суровой. Она даже шлепнула его, когда он отказался ложиться спать.
Его крестный отец, Эйдриан Гамильтон, обнаружил пропажу неделей позже. Гамильтон был кузеном отца и душеприказчиком родителей Стрейкена. По завещанию, в случае смерти родителей он должен был стать его законным опекуном до восемнадцати лет. Другим условием, зависящим от первого, было то, что Гамильтон должен был отдать ему запонки в его восемнадцатый день рождения и сказать: «Эд поймет их истинную стоимость». Завещание включало в себя код к семейному сейфу, и когда Гамильтон увидел только одну запонку, его подозрение немедленно пало на няньку.
Когда Гамильтон приехал, чтобы сообщить ужасные новости своему крестнику, нянька казалась очень взволнованной и поспешила уехать. Потом он заметил следы на ковре. Ему показалось, что сейф двигали. Когда он через несколько дней попробовал отыскать няньку, то обнаружил, что она зарегистрировалась в агентстве под ложным именем. Это было последнее доказательство, которое ему было нужно, и он сообщил об инциденте в полицию. К сожалению, полиция никакой активности не проявила. Из сейфа не пропало ничего, кроме серебряной запонки. Поиском няньки они занимались формально и прекратили его через пару дней. Впоследствии Гамильтон попытался искать ее сам, но сдался после нескольких лет бесплодных попыток.
Стрейкен вовсе не собирался рассказывать все это Верховену, так что просто ответил на вторую половину вопроса.
— Нет, — сказал он, — это просто сентиментальное воспоминание, и все.
— Как мило, — удовлетворив любопытство, Верховен бросил запонку обратно Рейсдалу. Сержант поймал ее и положил в пластиковый пакет с другими вещами Стрейкена. Затем он сел за стол и начал писать протокол изъятого.
— Вы позаботитесь о моих пленках? — Это прозвучало больше как просьба-предупреждение. Верховен выглядел способным к саботажу.
— Не беспокойтесь о пленках, Банбери. Отдыхайте. Впереди у вас длинная ночь. — Верховен улыбнулся, и трое полицейских покинули помещение. Ключ повернулся в дверях. Ботинки заскрипели по линолеуму.
Они не сняли наручники. Запястья Стрейкена раздулись и воспалились. Верховен застегнул их так туго, словно был уверен в том, что перед ним преступник. В комнате без окон было очень душно. Стрейкен начал потеть. Он положил голову на стол; измотанный, взволнованный, он чувствовал себя совсем больным. Мысли о Кристин Молине проходили через его сознание, пока он не забылся.
6
Через несколько часов Стрейкена разбудил скрежет ключа в замке. В дверном проеме стоял Грут, держа в руках пластиковый стаканчик с кофе.
— Вам разрешен один телефонный звонок. Хотите позвонить? — Стрейкен кивнул. — Тогда пойдемте.
Стрейкен встал. Выйдя в ярко освещенный коридор, зажмурил глаза. Как долго он спал? Он пошел быстрее, стараясь взглянуть на наручные часы Грута. Они показывали 2.05 ночи. Его держали уже пять часов. Стрейкен прикинул, что спал около трех часов, а казалось, всего лишь несколько минут. Но все это было неважно. Смена часовых поясов затуманивала мозг и не давала сосредоточиться.
— А при чем тут Интерпол? Я польщен.
— Не стоит. Вы пересекли границу. Вы англичанин, и убитая тоже англичанка, но преступление совершено в Нидерландах. Юридически это осложняет дело. Мы помогаем нашим друзьям с Кюрасао. У них не хватает людей для подобных случаев.
— Я думал, те парни разыскивают украденные картины. — Те парни. Стрейкен искал союзника.
— Инспектор Верховен занимается многими вещами. Терроризм, наркотики, фальшивомонетчики, торговля людьми, серьезное мошенничество. Даже убийства и изнасилования.
— Изнасилования?
— Да.
Это меняло ситуацию в корне. Стрейкен чувствовал себя так, как будто по нему проехал паровой каток. Изнасилование?
Слова вызывали отвращение. Или голландская полиция делала поспешные выводы, или Грут просто пугал его. Стрейкен не стал расспрашивать. Он знал, что иногда лучше помолчать.
Когда они пришли в офис Грута, тот снял наручники. К занемевшим рукам Стрейкена прилила кровь. Он потер их, чтобы улучшить кровообращение. Чувствительность восстановилась не сразу. Он потягивал кофе, который дал ему Грут. Кофе был крепкий, черный и вкусный. Лучший кофе, который он когда-либо пил.
Грут вручил ему заламинированную бумагу. Это был лист формата А4 с длинным списком номеров телефонов. Для внешней линии нужно было сначала набрать цифру девять. Большинство номеров принадлежало посольствам и консульствам. Они были внесены в список по континентам в алфавитном порядке. Внизу страницы были перечислены другие полезные номера: четыре адвоката, общество самаритян и главное отделение «Вестерн юнион» в Амстердаме.
Стрейкен отдал список назад. Он знал, кому звонить, и номер помнил наизусть.
Сейчас утро понедельника. Крайний срок — вечер вторника. В это время он должен был быть в лаборатории на Лупус-стрит и проявлять пленки, чтобы переправить их экспресс-почтой в «Нэшнл джиографик» в Вашингтон. Редакция уже видела его снимки морских выдр у побережья Ванкувера в «Скуба таймс» в конце года. Они понравились, и ему предложили сделать фотографию на обложку и еще семь снимков для календаря следующего года. Кроме того, «Нэшнл джиографик» брал на себя все его расходы по поездке в Шотландию, на Галапагос и Кюрасао.
Стрейкен набрал номер. В далекой Вирджинии ответил тягучий голос Мак-Коли Джилкриста.
— Здравствуйте, это Мак-Коли Джилкрист. Спасибо за обращение в «Нэшнл джиографик». Я либо говорю по другому телефону, либо нахожусь далеко от рабочего стола, но если вы назовете свое имя и номер, то я перезвоню вам, как только смогу. Удачного вам дня. Не забывайте заботиться онашей планете.
Еще один удар. Стрейкен забыл про разницу во времени. Усталость подвела его. В Вашингтоне сейчас восемь часов вечера, и Джилкрист давно ушел из офиса.
Стрейкен никогда не видел Джилкриста, но они говорили много раз по поводу календаря и предоплаты. От спокойного американца у него осталось самое благоприятное впечатление. Стрейкен живо представлял себе снисходительного редактора, которому едва исполнилось шестьдесят. Скорее всего, у Джилкриста были седые волосы и аккуратно подстриженная короткая бородка, как у Шона Коннери в фильме «Индиана Джонс и последний крестовый поход». Скорее всего, он носил джинсы, ковбойские ботинки и хлопчатобумажные рубашки с глухим воротом. Кроме того, у него был большой джип «чероки». На
