подтвердил, что в 00.10 человек, по описанию очень похожий на вас, покинул гостиницу в большой спешке. Ваше поведение вызывает подозрения. Расскажите мне об этом, пожалуйста.
Стрейкен поудобнее устроился на стуле. Ему нравилась спокойная властность Купманса. Никакой излишней помпезности, никакой мелодраматичности. Его крупная фигура и жесткий взгляд производили достаточно сильное впечатление. Стрейкену казалось, что с этим полицейским у него могут сложиться нормальные отношения, если он сам будет говорить коротко и по существу. Кроме того, как у всякого хорошего полицейского, у Купманса был по-настоящему острый нюх.
Стрейкен глубоко вздохнул и начал:
— Я был с Кристин Молине, когда она умерла. — Он сделал паузу. Очевидно, эта фраза всех заинтересовала. Верховен и Грут перешептывались на голландском. Купманс что-то писал. Либо он забыл нажать кнопку записи, либо не доверял аппаратуре.
Стрейкен продолжил:
— Я был с Кристин Молине, когда она умерла, но я не убивал ее. В аэропорту я написал письмо моему другу Питеру Зееману, где описал свою причастность к ее смерти и объяснил причины, по которым покидаю страну. Можете проверить. Девушка из персонала аэропорта согласилась отправить мое письмо по почте. К Питу оно должно прийти завтра. — Стрейкен старался говорить спокойным и уверенным голосом, чтобы они поняли: он не виновен.
Грут откашлялся:
— Как зовут девушку из персонала?
— Иоланда.
— Иоланда, а дальше?
— Я не знаю, — ответил Стрейкен, — на бейджике было указано только имя.
Грут подвигал подбородком, как будто пережевывая информацию. Верховен понял неуместность вопроса и сам пошел в атаку.
— Бог с ней, с девушкой. Кто такой Питер Зееман и почему вы уехали с Кюрасао?
— Зееман руководит школой дайвинга на южном побережье. Лучший инструктор на острове, — ответил Купманс за Стрейкена; его голос был глубоким и мягким. Вмешательство Купманса было важным: о Зеемане он отзывался с уважением и как бы выводил его за рамки сугубо личного контакта. Опрометчивый вопрос Верховена прозвучал оскорблением самого Кюрасао.
Стрейкен посмотрел на экран. Он удивился так же, как и Верховен. Если Купманс знал Зеемана, то шансы Стрейкена значительно возросли. Зееман поручится за него.
— Продолжайте, — сказал Верховен.
— С Кристин Молине меня познакомил Питер Зееман, инструктор по дайвингу в «Коралловом рае» в заливе Святого Михаила. Она погружалась вместе со мной в субботу днем. Я подводный фотограф, хотел снять большую барракуду.
— Я видел ее, — сказал Купманс, — огромная рыбина. Не меньше пятнадцати килограммов.
— Ближе к двадцати, я бы сказал. — Стрейкен заметил, что Верховен смотрит на монитор с недоверием. — Кристин пригласила меня на ужин. Мэгги Зееман привезла меня к ресторану «Лобстер пот» к десяти. Во время ужина я пошел купить сигарет и тут заметил, что Кристин что-то капает мне в бокал из пипетки.
Сигареты. Сейчас он многое бы отдал за сигарету. Он не выкурил ни одной с самого Кюрасао.
— Опишите пипетку, — сказал Грут.
— Ее было трудно разглядеть. Я был на расстоянии нескольких метров. Мне кажется, сантиметров пять длиной. Скорее пластмассовая, чем стеклянная, с насадкой телесного цвета.
Насадка. Интересно, он употребил правильное слово? Много прошло времени с тех пор, как Стрейкен занимался химией.
— Что было внутри?
— Не знаю. Прозрачная жидкость.
— Что случилось потом?
— Когда я вернулся из бара, то отвлек ее внимание, а сам в это время поменял местами наши бокалы.
— Зачем вы сделали это?
— Простите? — Стрейкен обернулся на экран.
— Зачем вы поменяли бокалы? — спросил Купманс еще раз.
— Я думал, что это какой-то наркотик. Она рассказывала мне, что со своим приятелем они баловались экстази. Я этого не хотел.
— У нее был приятель? — спросил Купманс.
— Уже нет. Именно поэтому она и приехала на Кюрасао. В отпуск, отвлечься.
— Похоже, это у нее неплохо получилось. — Купманс позволил себе усмехнуться.
— Я подумал про наркотики. Так или иначе, она сказала, что я должен это попробовать, а когда я ответил, что не принимаю наркотики, она возразила, что я просто не знаю, как это здорово. Думаю, что она решила добиться своего.
— Только вы видели ее действия? — вклинился Верховен.
— Да. В зеркале. Мне повезло.
— Почему вы не спросили ее, что она делает?
Стрейкен сделал паузу. Он ждал этого вопроса с того самого момента, как полицейские вошли в самолет, чтобы арестовать его. Через пять часов он все еще не мог придумать достойного ответа. Что ему сказать? Что эта жидкость превратит ее в секс-чемпионку? Что он надеялся на самый классный секс с момента сотворения Вселенной? Что он был разочарован оттого, что такая девушка, как Кристин, хотела только встречи на одну ночь?
— Я не знаю. Думаю, просто любопытство. Мне хотелось посмотреть, какое действие это на нее окажет. Понятно, что мы собирались переспать. Мне казалось, я смогу посмотреть, как действует наркотик, но не на себе. Девушка сама говорила, что часто его использует, и я не думал, что это может быть опасно. Я был уверен, что она знает вкус своего собственного лекарства.
— Лекарство. Не слишком удачно подобрано слово, как вам кажется? — произнес Грут, явно гордясь своим знанием английского. Стрейкен не удосужился ему ответить. Для него только Купманс имел значение.
— И вы отправились в гостиницу, чтобы вступить с ней в связь?
Стрейкен вздрогнул. Верховен представил ситуацию в самом неприглядном виде — жестко, но верно. Стрейкен наверняка оказался в номере Кристин не для того, чтобы петь ей колыбельные.
— Кристин пригласила меня в гостиницу. Мы разделись, но она умерла прежде, чем что-то произошло. — Уже за это стоило благодарить судьбу. Стрейкен заметил на лице Верховена выражение сильнейшего разочарования. — Я вызвал «скорую» и попробовал сам оказать ей помощь. У меня есть квалификация, но приемы искусственного дыхания оказались бесполезными.
— Может быть, вы сделали что-то неправильно? — спросил Купманс.
— Может быть, вы лжете? — добавил Верховен.
— Может быть, вы поддались панике и оставили ее умирать на полу? — ввернул Грут. Вопросы так и сыпались. Полицейские так и старались его подловить. Стрейкен не успел ответить, как Верховен задал следующий вопрос:
— Зачем вы пошли в ванную? Вы хотели помастурбировать? — фыркнул Верховен.
— Мне стало плохо. Я хотел воды. — Стрейкен говорил медленно, глядя Верховену прямо в глаза, как будто объясняя что-то ребенку.
— Вы лжете, Банбери, — убедительно произнес Верховен.
— Нет.
— Я готов повторить: вы лжете.
— Нет.
— Что было в пипетке, Банбери?
— Понятия не имею.
— Вы лжете. Что было в пипетке?
