черные глаза, мы бы сразу и проверили – забьет линза этот цвет или нет.
Но черных глаз ни у кого не оказалось. Искать вторую линзу тоже никто желания не изъявил – исключая Лену и Бориса. Лена еще не закончила уборку, и ей так или иначе, нужно было задержаться. А Борис добровольно вызвался ее охранять – на всякий случай, как он выразился.
Уходя, Ирина подозвала его к себе и шепнула:
– Слушай, ты только не вздумай приставать к девчонке. Потом неприятностей не оберешься.
– Если я захочу приключений, то обращусь к тебе, – таким же заговорщицким шепотом ответил он. – Не переживай, я ее люблю братской любовью.
Та слегка нахмурилась – видно, его заверения не вызвали у нее особого доверия. Однако Ирина ушла. Оставшись в торговом зале один, Борис прошелся от стены до стены, легонько посвистел и крикнул, обращаясь к Лене, скрытой занавесом:
– Ну что? Ничего больше не нашла?
– Ищу, – послышался оттуда сдавленный голос. Лена явно говорила, низко склонившись к полу. – Пока ничего нет, только грязь. Вчера натоптали, что ли? Будто стадо слонов прошло. Борис, вы слушаете меня?
– Ага, – откликнулся он, с удобством располагаясь у захламленного стола. Он даже закинул одну ногу на столешницу, чего никогда бы себе не позволил при других сослуживицах. Он был лаборантом – рангом выше приемщицы, но ниже кассира, фотографа, а также заведующей и прочего начальства. Но, уж во всяком случае, он был особой поважнее уборщицы и знал, что она ни слова ему не скажет, хотя стол придется мыть именно ей.
– Знаете, в тот день, ну, когда убили Елизавету Юрьевну… Я убиралась, вы же меня заставили, а сами все ушли… Мне было так страшно! И тут пришла одна женщина, такая странная…
– Привидение? – предположил он, разминая сигарету. Занавеска отодвинулась, и оттуда показалось раскрасневшееся лицо Лены:
– Ну перестаньте, пожалуйста! Никакое не привидение, живая женщина. Она сказала, что Елизавета – ее подруга и делала для нее снимки… Я уж точно не помню, что она мне наговорила, только я впустила ее. Она очень просила пропустить. А потом прошла сюда и рассматривала кровь на стене.
Борис выпустил струю дыма и небрежно заметил:
– Ну и в чем дело? Понятно же, что приходила сама убийца.
– Вы что, всерьез? – уронила тряпку Лена. – Нет, правда?! А почему?!
– Да потому что убийцу всегда тянет на место преступления, темная ты девица! Неужели ты этого не знаешь?
Лена не знала. Борис закинул на стол вторую ногу и сладко потянулся:
– Эх, молодежь, молодежь… Всему-то вас нужно учить… Ну и что сделала преступница, увидев кровь? Побелела, задрожала? Быстро в страхе убежала?
У девушки дрогнули губы – она, видимо, сомневалась, улыбнуться ей или возмутиться. В конце-концов, она сказала:
– Ничего она такого не сделала. Посмотрела на пятно и ушла.
Борис вдруг посерьезнел:
– Ты что, правду говоришь? Я думал, так… Запугать меня пытаешься.
– Ну конечно, правду!
– А ты кому-нибудь про это рассказывала?
– Нет. А надо было?
Борис некоторое время смотрел на нее так, будто сомневался в ее умственных способностях и наконец вздохнул:
– Слушай, заканчивай уборку. Или я уйду, а ты опять будешь помирать со страху.
Он даже помог ей убрать посуду со стола. Лена работала молча, и, казалось, думала о чем-то своем. Борис даже спросил, почему она вдруг загрустила. Девушка подняла на него глаза:
– Так, ничего… Я вдруг подумала, а если это правда…
– Что именно?
– Да так. Ничего. Не может этого быть.
Он взглянул на часы, и Лена, поймав этот взгляд, подхватила мусорное ведро:
– Пойду выкину. Да вы идите, если вам нужно. Я не боюсь.
Борис довольно некстати припомнил предупреждение Ирины – не заигрывать с этим ребенком. Может быть, потому что отчетливо ощутил, что мастерская абсолютно пуста и они здесь одни. Впрочем, это предупреждение ничего удивительного в себе не заключало. У него с Ириной то налаживался, то давал сбой вполне безобидный служебный флирт. Но решительных шагов никто из них не делал. С одной стороны, они проводили вместе очень много времени – даже слишком много, когда просиживали целыми днями за стоящими рядом компьютерами. С другой стороны, Борис никак не мог решить – хочется ли ему видеть Ирину еще и после работы? Не будет ли это явным перебором? Возможно, девушку терзали какие-то другие сомнения, но она об этом не говорила. Однако чувствовала себя вправе ревновать его к молоденькой уборщице.
Борис пожал плечами:
– Если тебе не страшно – я действительно пойду. Ты не думай слишком много о той женщине. Может, это знакомая Елизаветы. Я же так просто, пошутил…
Он попрощался и ушел. Девушка проводила его до дверей, вышла во двор, вытрясла ведро в мусорный контейнер. Постояла немного во дворе, глядя на затянутое облаками небо, прикидывая, успеет ли она попасть домой до того, как начнется дождь. Вернулась в мастерскую и заперла за собой дверь.
Нужно было протереть прилавки, стол для заказов, полить цветы на стальной подставке. Чтобы было веселее работать, она включила магнитолу, стоявшую за прилавком. Магнитола была собственностью мастерской, а вот диски, которые стояли рядом в коробке, принадлежали сотрудникам. Они приносили свою любимую музыку на работу, чтобы скрасить свой довольно однообразный труд. У Лены никаких дисков здесь не было – ее зарплата не позволяла тратить деньги даже на самые дешевые диски российского производства. Да и полный рабочий день она здесь не проводила – значит, и скучала меньше остальных.
Девушка придирчиво пересмотрела диски. Борис слушал «Битлз» и Алиса Купера, Татьяна Робертовна – Аллу Пугачеву, Наташа – Рики Мартина, Ирина предпочитала Энрике Иглесиаса. Борис неоднократно издевался над их вкусами, спрашивая, по какому признаку они отличают одного от другого. Девушка выбрала любимый диск Нади – та часто ставила душещипательного Криса Айзика.
Убираться под музыку было куда веселее, чем просто шаркать тряпкой и высматривать пыль на подоконниках. Лена сделала звук погромче – в конце-концов, она сейчас совершенно одна, чувствует себя полной хозяйкой, и никто ей ничего не запретит! Она доела печенье, оставшееся после застолья и снова взялась за уборку. Чтобы было повеселее, Лена даже принялась подпевать. Английского языка она не знала, поэтому просто подвывала, стараясь попадать в тон.
Она уже заканчивала уборку, когда ее слуха достиг звонок у запасного выхода. Лена быстро убрала звук и побежала к двери. Она почему-то чувствовала себя виноватой, хотя ничего дурного не делала. Правда, слушала чужой диск, но ведь это же еще не преступление! И диску от этого хуже не станет!
Она посмотрела в глазок и открыла дверь:
– А я заканчиваю уже… Что-то забыли?
И пританцовывая, вернулась в зал. Бросила в ведро тряпку, прополоскала ее, принялась отжимать. Ее отражение плясало в темной воде, искажалось, шло кругами. И вдруг она увидела там еще одно лицо. Девушка подняла голову, хотела что-то спросить…
Ее рот зажала сильная, на удивление жесткая рука, и Лена от неожиданности выпустила тряпку. Она попытылась взвизгнуть, потому что уже в этот миг поняла все, и как она была права, и как была глупа… Это было ее последней мыслью, или одной из последних.
Глава 12
Только в десятом часу вечера, домывая грязную посуду после наспех приготовленного ужина, Татьяна Робертовна спохватилась, что Лена до сих пор не зашла и не отдала ключи. Она удивилась, что вечеринка затянулась так надолго, когда кассирша уходила, у нее создалось впечатление, что все
