Кин закричал и нажал на тормоза, пытаясь удержать машину на дороге. Но педаль провалилась, поскольку гидравлические тормоза отказали. А от механических было уже мало толку. Кин мертвой хваткой вцепился в рулевое колесо, напрасно пытаясь подать машину влево, однако не мог остановить скольжения. Фургон на добрых полтонны был тяжелее его машины. Надвигалась опора моста.
«Перкерсон!» – полыхнуло в мозгу в тот самый момент, когда машина врезалась в гору бетона.
Глава 9
Мики очнулся под грохот и скрежет.
– Ради Бога, поосторожнее, вы разорвете его! – кричал кто-то.
Кин осознал, что он не в аду и даже не в чистилище; там о нем не стали бы так заботиться. Сильной боли он не ощущал, но ему было трудно сделать глубокий вдох.
– Приходится извлекать его, как сардину из мятой банки, – произнес голос. – Кто знает, какие у него внутренние повреждения; нужно тащить его дюйм за дюймом, о'кей? Постойте, сперва натащу на него воротник.
Что-то твердое обвило шею Кина, затем чья-то рука обхватила его талию.
– Осторожно! – взвизгнул кто-то.
– Не знаю, как это сделать, – прозвучал еще один голос. – Трудно сказать, где кончается он, где начинается металл.
Кин почувствовал, что рука тянет его, и его тело переместилось. Потом наступила боль – пронизывающая, безграничная. Он закричал.
– Вот дерьмо, – сказал голос. – Его нога там зажата. Приведите-ка человека с факелом.
– Не надо, – слабо произнес Кин.
– Что? Боже, он говорит.
– О, дерьмо, – повторил кто-то. – Что же он сказал?
– Не надо факела, – сказал Кин погромче, чувствуя запах бензина.
– Он попал в точку, Эдди. Ты всех тут взорвешь своим факелом. Надо работать ключом для открывания банок.
«Сардинка, – подумал Кин, – это я-то сардинка», Они опять его передвинули, и он отключился.
Свет был ярким, и боль во всем теле. Вокруг толпились люди, нагибаясь к нему, стаскивая с него одежду. Слышен был треск разрываемой ткани.
– Морфин! – сказал кто-то, и Кин почувствовал иглу:
– Подождите минутку, – сказал он, желая что-то внушить им, но опоздал, разлилась приятная теплота.
Очнувшись в следующий раз, он уже не собирался терять сознание. Он был один в палате, куда через жалюзи пробивался солнечный свет. Он хотел поднять руку и тронуть свое лицо, но вспыхнула боль в груди. Однако желание почесаться стало уже нестерпимым, и тогда он стал тихонечко подымать руку снова. Открылась дверь, вошла медсестра.
– О, вы пришли в себя! – воскликнула она.
– Разве? – ответил Кин: говорить было больно. – Не могу утверждать, но – возможно.
– Дайте-ка я вас приподниму. – Она стала поворачивать ручку в конце кровати.
Верхняя часть его тела приподнялась на несколько дюймов. В ногах стоял Мэнни Пирл.
– С вами все будет в порядке, – произнес Мэнни.
– Уже в порядке, – подхватила сестра. – Вы самый удачливый в отделении, а может быть, и в госпитале.
– Что сломано? – спросил Кин.
– Локоть и голень, – ответила сестра, указывая на шину, которая прикрывала его ногу до колена. – Хорошо еще, что вы пристегнули ремень безопасности, a то бы все вдребезги.
– Что же еще? – спросил он.
– Больше ничего, вас просвечивали рентгеном с головы до пят. Никто не верил.
– И я не верю, – проговорил Кин. – Такая боль, что кажется все тело переломано.
– Вы мнительны, – заметила она. – Внизу, между прочим, давно находится детектив, мечтает с вами потолковать. Как вы насчет этого?
– Почему бы и нет? – сразу согласился Кин. – Дали бы вы мне только попить...
Она поднесла к его рту стакан, и он засосал воду.
– Что случилось? – спросил Мэнни Пирл, когда медсестра вышла.
– Подождите минутку, – сказал Кин. – Посмотрим, что там за коп.
В палату вошел Дейв Хейнс.
– Доброе утро, спящая красавица, – поздоровался он. – Вы неплохо поспали, пока все стояли вокруг.
– Я и не знал, что это вас заботит, Дейв, – пробормотал Кин.
