на совещаниях ДВА в качестве заместителя главы отдела; коллеги иногда находили ее нудной и упрямой в отстаивании своих взглядов, но она была блестящим аналитиком и на совещания, как правило, приходила с хорошим материалом. Она была высокой, с каштановыми волосами, и большинство мужчин-коллег считали ее привлекательной, сталкиваясь с ней по делам службы, но она была в разводе с Саймоном Рулом, недавно ставшим заместителем директора управления Операций. Это отпугивало наиболее робких коллег-мужчин, а с нахальными она сама неплохо справлялась. Как правило, ссылаясь на занятость. У нее был маленький сын и все проблемы матери-одиночки, помимо загруженности работой, которая, очевидно, поглощала ее без остатка.
Рул поднесла к проектору на конце стола упаковку слайдов и зарядила их в аппарат.
— У меня тут есть кое-что, правда, не знаю зачем, но хотелось бы, чтобы вы покопались в памяти. Я хочу понять, что мы знаем о двух советских типах.
Она включила проектор и нажала кнопку пуска. На экране появилась цветная фотография темноволосого молодого человека в хорошо пошитом твидовом костюме. Он сидел на скамеечке в парке и, казалось, интересовался только проходящими мимо двумя девушками в очень коротких юбках.
— Лондон, — сказал кто-то. — Шестидесятые годы. Эти юбки я встречал там везде.
— Не устаю удивляться широте твоего кругозора, Гарри, — сказала Рул. — Ты с ним работал?
— Гм. — вмешался другой голос. — Н-да, как же его имя? Рой как-то там...
— Фирсов, — сказал кто-то еще.
— Очень хорошо, джентльмены. Ты же, Гарри, только что признался в том, что мы и предполагали: когда ты бываешь в Лондоне, то больше интересуешься мини-юбками, чем КГБ.
— Ну да, это Фирсов, — сказал, оправдываясь, Гарри. — Ничего в нем особенного нет. Мы следили за ним время от времени. Казалось, что он больше поглощен Лондоном бурных шестидесятых, чем шпионажем за кем-нибудь.
— Ну так ты, Гарри, должен знать о нем много, — напомнила о себе Рул. — Позвольте мне всем вам освежить память. Рой Фирсов — мы так и не узнали его отчество — прибыл подкормиться-установленным порядком в советское посольство в Лондоне с шестьдесят восьмого по шестьдесят девятый год. Его прикрытием была должность советника по культуре и по спорту, в основном по спорту; он никогда не выказывал особого пристрастия к опере или балету. Гарри прав, он не был нами замечен ни в одной операции. Кажется, большую часть времени он посвятил тому, чтобы научиться быть настоящим англичанином. Он был на всех просмотрах кинофильмов; если он шил костюм, то ни много, ни мало, а у Хантсмана; ботинки — от Лобба; рубашки от Тарнболла и Ассера. Он появлялся в Эскоте[3], стрелял куропаток в Шотландии, ходил под парусом у Коуз-Уик. Свою родословную он не без успеха представлял идущей от польских аристократов, в общем, больший англичанин, чем сами англичане. Принимали его хорошо. Единственной известной нам его разведывательной акцией было появление без приглашения в Карлтон-клубе, где он почти ежедневно обедал в течение трех последних месяцев пребывания в Лондоне.
— Это клуб тори?
— Да. И они ни разу не остановили его. Каждый думал, что он член клуба. Один из наших людей, которого однажды туда пригласили отобедать, чуть не подавился супом, когда опознал старину Роя. А Фирсов ему даже откровенно подмигнул. Наш человек никогда не рассказывал об этом.
— Это потрясающе, — сказал кто-то с неподдельным восхищением.
— После шестьдесят девятого мы не уделяли ему много внимания. Он вновь возник в семьдесят втором году, на мюнхенской олимпиаде в качестве заместителя руководителя делегации — а на самом деле как офицер КГБ — женской гимнастической сборной. Он прибыл туда прямиком из Кельна, с олимпийской регаты, где выиграл бронзовую медаль в гонках яхт класса «Звездный».
— Вот это да! А в нашем управлении кто-нибудь выигрывал олимпийскую медаль? Почему только у КГБ есть медалисты?
— Примерно через год Фирсов всплыл в ООН, в семьдесят третьем — семьдесят четвертом, где, в отличие от лондонской работы, ничем не выделялся. В семьдесят четвертом — семьдесят пятом он восемнадцать месяцев провел в Стокгольме, вновь в качестве работника по культуре. Ни в Нью-Йорке, ни в Стокгольме мы не заметили его связей.
Она быстро прогнала слайды, связанные с теми городами.
— Затем он вернулся домой, как мы предположили, для дальнейшей подготовки и выпал из поля зрения, пока не объявился на похоронах Андропова, одетый в форму капитана первого ранга, или, по-нашему, коммодора. Опять ничем себя не проявил, если не считать, что был единственным в окружении миссис Андроповой, кто проливал слезы, хотя, может, и крокодиловы.
— Ну, это интересно, — сказал кто-то. — И что там за ним дальше?
Рул проигнорировала вопрос и выключила проектор.
— У меня нет фотографии другой персоны. Их и не существует.
Она вернулась на свое место.
— Другую персону зовут Виктор Сергеевич Майоров.
В зале зашевелились.
— По-моему, это заместитель председателя КГБ, — предположил кто-то.
— Председатель первого главного управления — по зарубежным операциям, — сказала Рул. — Кто- нибудь еще может что-то добавить?
— Кажется, он исчез из колоды, когда Андропов сменил Брежнева, — сказал кто-то. — На меня произвело впечатление, что он не в фаворе. Ну а если не считать этого, то мы знаем о нем даже меньше, чем об Андропове.
Рул слегка покраснела. Когда Андропов пришел к власти, ее отдел изображался в прессе сборищем идиотов. Хотя Рул и вела из года в год досье на Андропова, у администрации почему-то продолжало сохраняться впечатление, что никто ничего не знает об этом человеке. И даже не помогали эти новомодные истории о том, что он любит американские новеллы и записи оркестра под управлением Гленна Миллера. Но на сегодня она уже вернула утраченные позиции.
— Нет, мы знаем немного больше, — возразила она. Пару лет назад итальянского эксперта по компьютерам Эмилио Аппичеллу в его мастерской в Риме посетил визитер из России. Бабушка Аппичеллы была из русских, белых, и дома у него продолжали говорить по-русски. А сам он больше, чем эксперт по компьютерам, он еще и самый настоящий пират, нарушитель авторского права. Он специализируется на похищении программного обеспечения с помощью, казалось бы, не предназначенного для этого оборудования, при этом, разумеется, не выплачивая никаких гонораров людям, чьей информацией он пользуется. Он приезжает в США, снимает несколько компьютерных банков данных с последними разработками, переводит в Италию, там проникает через закодированные вводы и затем использует содержимое по своему усмотрению. Он изобрел и смастерил кучу собственных микросхем, которые прекрасно сочетаются друг с другом.
Рул оглядела собравшихся. Все смотрели на нее.
— Как бы там ни было, но Аппичелла принял визитера, кегебешника, разумеется, но под видом торгового представителя. Тот заявил, что его компьютерная аппаратура в Москве чрезвычайно нестандартна и уже довела их до сумасшествия. Они хотели, чтобы Аппичелла посетил Советский Союз и адаптировал их оборудование для хорошо развитой и более совершенной программы «УордСтар», а затем обучил бы их персонал пользоваться ею.
— Ого! — воскликнул кто-то. — Вот пусть и попробуют поработать с «УордСтар». Она их еще быстрее с ума сведет.
— Да ведь «УордСтар» можно купить в сотнях магазинов, — вмешался кто-то еще.
— Да, но русские еще не могут ее использовать на своем оборудовании. Вы же знаете, как они нуждаются в современном компьютерном наполнении. У них даже нет работающей системы MS-DOS, которая нужна для совместимости с IBM. Наш запрет на подобную торговлю с Востоком еще работает, мне кажется.
— Счастлив слышать, что хоть что-то работает, — послышалась реплика.
Рул продолжала:
— Разумеется, работа такого рода в духе Эмилио, и он разглядел возможность сорвать приличный куш.
