пальцем, объяснила она. — Этот молодой человек не раз заходил к нам на чашечку чая.
— Он мне говорил.
Она окинула гостиную взглядом.
— А у вас тут недурно. Хотя лично мне больше нравятся розовые обои.
Обожаю что-нибудь весёленькое. Что это у вас? Коктейли?
— Мартини с абсентом, — ответил я, наливая в бокал подкрепляющую силы жидкость.
Она взвизгнула, совсем как девочка.
— Не вздумайте угощать меня этой дрянью! Вы не представляете, что со мной будет, если я выпью хоть капельку. Да я просто загнусь от боли! Для желудка нет ничего вреднее коктейлей.
— Ну, не знаю.
— А я знаю. Если б вы поработали с моё буфетчицей, тоже знали бы.
— Э-э-э… вы работали буфетчицей?
— Много лет подряд, когда была молодой. В «Крэйтерионе».
Я уронил бокал с коктейлем на пол.
— Вот! — торжествующе воскликнула она. — Теперь поняли, что значит пить коктейли? У вас дрожат руки. Я всегда говорила мальчикам: «Пейте портвейн. Портвейн полезен. Я сама пью только портвейн. Ни к чему вам глотать эту новомодную американскую гадость». Но они меня не слушали.
Я смотрел на неё во все глаза. В своё время в «Крэйтерионе» наверняка были тысячи буфетчиц, но всё равно я получил некоторый шок. Много воды утекло с тех пор, как дядя Джордж пытался вступить в мезальянс, — тогда он ещё не получил титул, — но при упоминании «Крэйтериона» Вустер всё ещё дрожал с головы до ног.
— Э-э-э, когда вы работали в Кр., — спросил я, — к вам не заходил парень с такой же фамилией, как у меня?
— Знаете, а я забыла вашу фамилию. У меня жуткая память на имена.
— Вустер.
— Вустер! А мне вчера показалось Фостер. Вустер! Не заходил ли ко мне парень по имени Вустер? Ну, вы даете. Да Джордж Вустер и я, — Свинюшка, вот как я его называла, — собирались пожениться, и обязательно поженились бы, если б его папаша не прослышал бы про это и не вмешался бы. Он предложил мне кучу денег, чтобы я его бросила, а я, как последняя дура, дала ему себя уговорить. Я часто вспоминала Свинюшку; всё думала, куда он подевался. Неужто он ваш родственник?
— Ради бога простите, — сказал я. — Совсем забыл, что мне надо дать последние указания Дживзу.
Я быстро прошёл на кухню.
— Дживз!
— Сэр?
— Знаешь, что?
— Нет, сэр.
— Эта женщина…
— Сэр?
— Она буфетчица дяди Джорджа!
— Сэр?
— Ох, прах побери, ты не мог не слышать о буфетчице дяди Джорджа. Ты в курсе всей нашей семейной истории. Та самая буфетчица, на которой он собирался жениться много лет назад.
— Ах да, сэр.
— Она единственная женщина, которую дядя Джордж когда-либо любил. Он говорил мне об этом миллион раз. После четвертого бокала виски с содовой он всегда плачет пьяными слезами, вспоминая эту особу. Нам не повезло, дальше некуда. Мы и оглянуться не успеем, как в дяде Джордже проснутся воспоминания молодости. Я это печёнками чувствую, Дживз. Она именно та особа, которая придётся ему по сердцу. Знаешь, о чём она мне сообщила, едва мы успели начать разговор? О своём желудке. Зловещий признак, Дживз. Любимая тема дяди Джорджа — его желудок. У них родственные души. Они похожи друг на друга, как…
— Две половинки одного яблока, сэр?
— Вот именно.
— Неприятная история, сэр.
— Что же делать?
— Не могу сказать, сэр.
— В таком случае я немедленно позвоню дяде Джорджу и сообщу ему, что ленч отменяется.
— Вряд ли это возможно, сэр. По-моему, его светлость уже пришёл. Звонок в дверь.
Дживз, как всегда, оказался прав, и, поздоровавшись с дядей Джорджем, я пошёл следом за ним в гостиную. Когда он переступил через порог, на мгновение наступила мёртвая тишина, а затем оба моих гостя наперебой стали обмениваться восклицаниями, как закадычные друзья, которые не виделись тысячу лет.
— Свинюшка!
— Моди!
— Вот это да!
— Будь я проклят!
— Надо же, как!
— Господи прости!
— Подумать только, теперь ты лорд Яксли!
— Получил титул вскоре после того, как мы расстались.
— Ну, ты даёшь!
— Сколько лет, сколько зим.
Я стоял в сторонке, переминаясь с ноги на ногу. Впрочем, если бы Бертрам Вустер растаял в воздухе, они этого не заметили бы.
— Моди, ты совсем не изменилась, прах меня побери!
— Ты тоже, Свинюшка.
— Как ты жила все эти годы?
— Совсем неплохо. Вот только желудок меня беспокоит.
— Да что ты говоришь? Будь я проклят! Желудок — моё больное место.
— Как поем, сразу испытываю тяжесть.
— И я, как поем, испытываю тяжесть. Что ты принимаешь?
— Таблетки Перкинса.
— Дрянь. Дрянь, каких мало. Дорогая моя девочка, я принимал их много лет, и всё без толку. Если хочешь знать, единственное лекарство:…
Я выскользнул из гостиной, в то время как дядя Джордж уселся рядом со своей буфетчицей на диван и начал что-то убеждённо ей доказывать.
— Дживз, — сказал я, заходя на кухню.
— Сэр?
— Накрой стол на двоих. Меня можешь не принимать в расчёт. Если они заметят моё отсутствие, объясни, что меня вызвали по срочному делу. Ситуация оказалась сильнее Бертрама, Дживз. Если я тебе понадоблюсь, я в «Трутне».
— Слушаюсь, сэр.
Было довольно поздно, когда один из лакеев вошёл в бильярдную, где я в одиночестве играл снукер, и сообщил мне, что тётя Агата требует меня к телефону.
— Берти!
— Слушаю?
Честно признаться, я удивился, потому что она разговаривала голосом тёти, которая довольна жизнью, дальше некуда. Прямо-таки щебетала, как птичка.
— Берти, ты ещё не заполнил мой чек?