— Общепризнанно, сэр, что физические упражнения облегчают душевную боль.
— Ладно, не стоит мне так уж сердиться на Чаффи. Никогда не забуду, как он гнал пинками Бринкли. Просто сердце радовалось. А теперь вот и вы появились, все встало на свои места. Все хорошо, что хорошо кончается.
— Совершенно верно, сэр. Буду рад принести вам сливочного масла.
— Я ведь еще успею на этот поезд в 22.21?
— Боюсь, что нет, сэр. Но я узнал, что есть поезд позднее, в 23.50.
— Тогда все отлично.
— Да, сэр.
Я перевел дух. С души просто глыба свалилась.
— А может быть, Дживс, вы завернете мне несколько бутербродов с собой в дорогу?
— Разумеется, сэр.
— И чего-нибудь живительного?
— Вне всякого сомнения, сэр.
— А уж если у вас с собой есть такая замечательная вещь, как сигареты, то больше человеку и желать нечего.
— Турецкие или виргинские, сэр?
— Давайте и тех, и других.
Ничто так не успокаивает, как с чувством, с толком выкуренная сигарета. Я с наслаждением вдыхал дым, и нервы, которые выскочили из моего тела дюйма на два и закрутились на концах спиралями, потихоньку расправились и улеглись на свои места. Я снова ожил, почувствовал прилив сил, и мне захотелось поболтать.
— Дживс, а что там был за крик?
— Прошу прощения, сэр?
— Как раз перед тем, как мне встретиться с Чаффи, в доме раздавались нечеловеческие вопли. Мне показалось, это орал Сибери.
— Да, сэр, это был юный мистер Сибери. Он нынче вечером немного не в настроении.
— А что ему пришлось не по нраву?
— Он ужасно расстроился, сэр, что не был на этом негритянском представлении на яхте.
— Сам виноват, глупый мальчишка. Если хотел пойти на день рождения к Дуайту, зачем было с ним ссориться.
— Вы совершенно правы, сэр.
— Надо быть круглым идиотом, чтобы требовать у человека выкуп в один шиллинг и шесть пенсов накануне дня рождения и праздника.
— Более чем справедливо, сэр.
— И как удалось его угомонить? Он вроде бы перестал орать. Усыпили хлороформом?
— Нет, сэр. Как я понимаю, были предприняты меры с целью организовать для юного джентльмена некое альтернативное развлечение.
— О чем вы, Дживс? Позвали сюда негров?
— Нет, сэр. Высокая стоимость подобного мероприятия исключила возможность его практического осуществления. Однако ее светлость побудила сэра Родерика Глоссопа предложить свои услуги.
Я совершенно запутался.
— Старикашку Глоссопа?
— Да, сэр.
— Но что он умеет делать?
— Как выяснилось, сэр, у него приятный баритон, и в дни молодости, то есть когда он был студентом, он часто развлекал песнями публику на небольших концертах, где разрешается курить, а также в мужских клубах и прочих собраниях.
— Это старикашка-то Глоссоп?
— Да, сэр. Я лично слышал, как он рассказывал об этом ее светлости.
— Вот уж никогда бы не подумал.
— Я согласен, сэр, судя по его нынешней манере трудно заподозрить что-либо подобное. Tempora mutantur, nos et mutamur in illis [21].
— Вы хотите сказать, что он намерен услаждать этого недоросля Сибери песнями?
— Да, сэр. А ее светлость будет аккомпанировать ему на фортепьяно.
Я углядел в плане слабое место:
— Ничего не получится, Дживс. Раскиньте мозгами.
— Почему, сэр?
— Сами посудите: мальчишка мечтал попасть на представление негров-менестрелей. Захочет он слушать доктора из психбольницы с белой физиономией, да еще собственную маменьку за роялем?
— Физиономия у него будет не белая, сэр.
— Как — не белая?
— В том-то и дело, сэр. Этот вопрос обсуждался, и ее светлость высказала настоятельное мнение, что представление должно носить негритянский колорит. В подобном настроении юный джентльмен не соглашается ни на малейшие уступки.
От ярости я задохнулся дымом.
— Неужто старик Глоссоп пошел красить свою физиономию в черный цвет?
— Да, сэр.
— Дживс, опомнитесь. Это невозможно, это неправда. Он что, в самом деле раскрашивает себя?
— Да, сэр.
— Не может быть.
— В настоящее время, сэр, как вы, вероятно, помните, сэр Родерик с большой готовностью принимает все предложения, исходящие из уст ее светлости.
— Вы хотите сказать, он влюблен?
— Да, сэр.
— И любовь готова на все?
— Да, сэр,
— Хм, предположим… Если бы вы были влюблены, Дживс, стали бы вы красить себя в черный цвет, чтобы ублажить отпрыска вашей дамы сердца?
— Нет, сэр. Но ведь все люди разные.
— Да уж.
— Сэр Родерик пытался было возражать, но ее светлость и слушать не стала. И знаете, сэр, я думаю, это и к лучшему, что не стала, учитывая нынешнюю расстановку сил. Великодушный жест сэра Родерика поможет сгладить остроту конфликта между ним и юным мистером Сибери. Мне известно, что юный джентльмен не преуспел в своем предприятии выманить у сэра Родерика откупные деньги и очень болезненно переживал неудачу.
— Он и к старику хотел залезть в бумажник?
— Да, сэр. Десять шиллингов требовал. Эти сведения сообщил мне сам юный джентльмен.
— Эка, Дживс, все доверяют вам свои тайны.
— Да, сэр.
— Стало быть, Глоссоп отказался сделать пожертвование?
— Отказался, сэр. Да еще прочел ему что-то вроде лекции. Юный джентльмен сказал, что все мухи на расстоянии мили сдохли от скуки. И еще мне известно, что он затаил на сэра Глоссопа злобу и обиду. Да такую сильную, что замышляет акт мести, так мне кажется.
— Неужто у него хватит нахальства подстроить какую-нибудь пакость своему будущему отчиму, как вы считаете?
— Юные джентльмены склонны проявлять своеволие, сэр.
— Это уж да. Как тут не вспомнить сынка тети Агаты. Тоса. Что он тогда вытворял с членом кабинета министров!
