– Тетя Далия, я не хотел.
– Мне от этого не легче.
– Я ведь действовал из лучших побуждений.
– В другой раз попробуй действовать из худших. Тогда мы, возможно, отделаемся царапинами.
– Так вы говорите, дядя Том расстроен?
– Вздыхает так, что сердце разрывается. Теперь никаких денег от него не дождешься.
Я задумчиво потер подбородок. Она была права. Уж мне-то известно, что уход Анатоля для дяди Тома настоящая трагедия.
Я уже упоминал в своих записках, что этот уморительный представитель класса земноводных, с которым тетя Далия связала себя брачными узами, похож на страждущего птеродактиля. Причина его страданий заключается в несварении, которое он приобрел, сколачивая миллионы на Ближнем Востоке. Единственный повар, способный протолкнуть пищу через дядюшкин пищеварительный тракт, не вызывая в области третьей пуговицы жилета жжения, сравнимого по силе с пожаром в Москве, это несравненный Анатоль. Теперь, когда дядя Том лишился услуг Анатоля, тетя Далия может получить от него разве что полный укоризны взгляд. Да, слов нет, кругом воцарились хаос и запустение. Признаться, в эту минуту, когда следовало предпринять срочные меры, у меня в голове не было ни одной толковой мысли.
Однако нос я не вешал, ибо был уверен, что вскоре меня осенит какая-нибудь блестящая идея.
– Скверно, – сочувственно сказал я. – Хуже некуда. Тяжелый удар для всех нас. Но не отчаивайтесь, тетя Далия, я все устрою в лучшем виде.
Кажется, я уже раньше упоминал, что очень трудно пошатнуться, если ты сидишь, во всяком случае, я не в состоянии проделать подобный трюк. К моему изумлению, тетя Далия проделала его без всяких усилий. Сидя в глубоком кресле, она не моргнув глазом пошатнулась. На лице появилось испуганное выражение.
– Посмей только еще раз влезть со своими дурацкими планами…
Я понял, что бесполезно ее урезонивать. Она сейчас не в таком настроении. Поэтому, выразив улыбкой свою любовь и сочувствие, я молча покинул комнату. Не берусь утверждать наверное, но, по-моему, тетушка швырнула в меня увесистый том сочинений лорда Альфреда Теннисона в красивом кожаном переплете. Я видел, что книга лежала рядом на столике, а когда я затворял дверь, мне послышалось, что с другой стороны в нее ударили тяжелым предметом, однако я был слишком занят своими мыслями и не обращал внимания на то, что творится вокруг.
Я обвинял себя в том, что не подумал об Анатоле с его горячим провансальским нравом, не предвидел, как на него подействует внезапная и почти всеобщая голодовка. Как я мог забыть, что галлы не выносят подобного обхождения. Их склонность вспыхивать по пустячным поводам общеизвестна. Анатоль, несомненно, вложил всю душу в эти nonnettes de poulet, и вернуть их на кухню нетронутыми было все равно что пырнуть его ножом.
Но что пользы махать кулаками после драки и без конца пережевывать одно и то же. Сейчас передо мной стоит задача уладить недоразумение, и я мерил шагами лужайку, обдумывая, как приняться за дело, когда вдруг услышал душераздирающий стон. Наверное, подумал я, его издал дядя Том, наверное, ему надоело сидеть взаперти и он вышел стонать в сад.
Я посмотрел вокруг, но птеродактилей поблизости не обнаружил. Несколько озадаченный, я вернулся было к своим размышлениям, но стон повторился. Приглядевшись, я увидел на одной из скамеек, разбросанных тут и там, неясную фигуру. Рядом с ней маячила вторая неясная фигура. Еще один столь же внимательный взгляд, и я все понял.
Неясные фигуры принадлежали: первая – Гасси Финк-Ноттлу, вторая – Дживсу. Что Гасси здесь делает и почему оглашает окрестности стонами, было выше моего понимания.
Может, он поет, подумал я. Но нет, ошибиться было невозможно, потому что, когда я подошел, он снова испустил стон. Более того, теперь я хорошо разглядел беднягу, виду него был, точно его дубиной оглушили.
– Добрый вечер, сэр, – сказал Дживс. – Мистер Финк-Ноттл не слишком хорошо себя чувствует.
Я, кстати, тоже не слишком хорошо себя чувствовал. Теперь Гасси начал издавать низкие булькающие звуки. Я не мог долее обманывать себя – должно быть, случилось что-то ужасное. Конечно, женитьба – шаг ответственный, и когда понимаешь, что пути назад нет, можно немного взгрустнуть, но мне еще не случалось видеть, чтобы сразу же после помолвки жених так запаниковал.
Гасси поднял голову и посмотрел на меня. Взгляд у него был мутный. Он схватился за голову.
– Прощай, Берти, – сказал он и встал со скамьи.
Мне показалось, он оговорился.
– Ты хочешь сказать: «Привет, Берти!»?
– Нет, не хочу. Я говорю: прощай, Берти. Я ухожу.
– Куда?
– В огород. Топиться.
– Что за глупые шутки!
– Я не шучу… Дживс, я ведь не шучу?
– Возможно, вы хотите совершить немного опрометчивый поступок, сэр.
– Опрометчивый?
– Да, сэр.
– Считаете, мне не стоит топиться?