дружелюбный рот одарял Кей преданнейшей улыбкой.
— Я вот вам чего принесла, — сказала она, роняя на землю плед, две подушки и скамеечку для ног, под тяжестью которых она, пошатываясь, прошла через лужайку, как миниатюрный обозный мул. — Устройтесь-ка поудобнее да и вздремните. Вы ж с ног от усталости валитесь, сразу видно.
— Ты очень добра, Клэр, но не стоило так затрудняться. Клэр Липпет, дочка деспотичной экономки Уиллоуби Брэддока, кухарка и прислуга за все в «Сан-Рафаэле», была наследием эпохи Мидуэйза. К Деррикам она поступила в двенадцать лет, и ее обязанности тогда были настолько неопределенными, что у нее оставалось достаточно досуга, чтобы похищать яйца из птичьих гнезд под руководством Кей, которой исполнилось четырнадцать. Когда Клэр стукнуло восемнадцать, ее повысили в собственные горничные Кей, и с этого момента она, так сказать, официально взяла власть в свои руки. Девизом Липпетов была Преданность, и даже пресловутый финансовый крах не выбил из седла эту достойную дочь клана. Решительно последовав за Кей в изгнание, она, как уже упоминалось, стала кухаркой мистера Ренна. И, как совершенно справедливо указал мистер Брэддок, кухаркой на редкость скверной.
— Не следует вам так переутомляться, мисс Кей. Отдыхать вам нужно.
— Так я же и отдыхаю, — сказала Кей.
Бывали моменты, когда — подобно мистеру Брэддоку — она находила липпетскую заботливость несколько чрезмерной, если не сказать назойливой. Кей была энергичной, волевой девушкой и хотела бы противостоять миру с вызывающим «подумаешь!» на устах. Но это оказывалось непросто, пока Клэр опекала ее и лелеяла, будто хрупкое чахнущее растеньице. Однако сопротивляться было бесполезно. Никому еще не удавалось укротить материнский липпетский дух, и, вероятий, это никому никогда не удастся.
— Я вот о чем, — объяснила Клэр, подставляя скамеечку ей под ноги. — Не к чему бы вам пачкать ручки работой, я вот о чем. Никуда не годится, что вам приходится…
Она осеклась. Взяв в руки чайный поднос, она сделала язвящее открытие.
— Вы к моим коржикам и не притронулись! — воскликнула Клэр голосом, в котором упрек и разочарование смешались в надлежащей пропорции. — А я-то испекла их специально для вас!
— Не хотелось наедаться перед обедом, — поспешно объяснила Кей. Темперамент у Клэр был бурный, и она не терпела обидных намеков на творения своих рук. — Ты же, конечно, приготовила что-нибудь вкусненькое.
Клэр взвесила этот аргумент.
— Ну-у… и да и нет. Если вы про пудинг, так он того. Кисочка свалилась в заварной крем.
— — Не может быть!
— Она ж еще котенок. А когда я ее выудила, в миске почти ничего не осталось. Впиталось в нее, точно в губку. Ну да вам хватит, если мистер Ренн откажется.
— Не важно. Все равно спасибо, — сказала Кей с глубокой искренностью.
— Ну да я готовлю новый суп, так что поесть вам будет что. Я его из книги вычитала. Называется «потаж а-ля принсесс». А может, все-таки скушаете коржик, мисс Кей? Он вас подкрепит.
— Нет, спасибо. Правда, не стоит.
— Ладно. Как хотите.
Мисс Липпет пересекла лужайку, скрылась в доме, и вновь в саду воцарилась благостная тишина. Но несколько минут спустя, когда голова Кей уже склонялась на плечо, внезапно из окна второго этажа, оглашая окрестности, вырвался громкий и пронзительный голос, приводя на ум зеленщиков, восхваляющих свою брюссельскую капусту, или тех, кто сзывал коров над песками Ди [2] .
— Слова нашего достойного председателя, — ревел голос, — напомнили мне историйку, возможно, еще неизвестную некоторым из присутствующих здесь сегодня. О том, как некий ирландец отправился в Нью- Йорк, то есть в Нью-Йорке он уже был, а направился в доки, и пока там… пока там…
Голос замер. Легкие, видимо, были готовы служить, но память подкачала. Однако он вскоре вновь загремел, хотя с иного места:
— Ведь школа, господа, наша милая старая школа, занимает место в наших сердцах… место в наших сердцах… в сердцах нас всех… во всех наших сердцах… в наших сердцах, господа… которое ничто другое заполнить не может. Она формирует, если мне дозволено выразиться так, господин председатель и господа… образует… образует… образует связь, связывающую поколения. Пятьдесят ли нам лет, сорок ли, тридцать или двадцать, мы все тем не менее сверстники. А почему? А потому, господа, мы все… э… связаны этой связью.
— Отлично! — уважительно прошептала Кей.
— Вот почему, господин председатель и господа, хотя я обрадован, восхищен, доволен, счастлив и… э… в полном восторге, видя, как много вас откликнулось на ежегодный призыв нашей милой старой школы, я нисколько не удивлен.
Из кухонной двери с ножичком в одной руке и полуочищенной луковицей в другой появилась плотненькая фигурка Клэр Липпет и устремила на окно гневный взгляд.
— Эй!
— Нет, не удивлен.
— Эй!
— И кстати, об удивлении. Я вспомнил историйку, возможно, еще неизвестную некоторым из присутствующих здесь сегодня. О том, как некий ирландец…
С тех дней, когда их праматери помогали мужчинам племени заставить датских пиратов горько пожалеть, что они не остались у себя в Дании, женщины семьи Клэр Липпет всегда предпочитали дела словам. Дважды сказав «эй!», их потомица двадцатого века, видимо, сочла, что исчерпала все возможности слов, и, изящно взмахнув рукой, она швырнула луковицу вверх. И столь всесторонней была компетентность этой энергичной девицы, что луковица пулей влетела в открытое окно, откуда мгновение спустя высунулась облаченная в накрахмаленную рубашку и белый галстук-бабочку верхняя половина мистера Уиллоуби Брэддока. Он потирал ухо.
— Помолчите, а? — сказала мисс Липпет.
Мистер Брэддок сурово взглянул в разверзавшуюся под окном бездну. Если не считать, что положение участников в пространстве было прямо обратным и тон диалога несколько иным, можно было бы вполне подумать, что тут разыгрывается знаменитая сцена из «Ромео и Джульетты».
— Что ты сказала?
— Я сказала, помолчите. Мисс Кей надо поспать. А как она может поспать под такой ор?
— Клара! — грозно начал мистер Брэддок.
— Клэр! — холодно поправила девица, не отступая от принципа, который ей приходилось отстаивать всю ее жизнь.
Мистер Брэддок сглотнул. — Я… э… я поговорю с твоей матерью.. Тщетная угроза, как не замедлила показать Клэр, дернув плечом в презрительно-пренебрежительной манере, и полной победительницей с триумфом возвратилась в кухню. Она знала — и мистер Брэддок знал, что она знает, — что миссис Липпет весьма холодно отнесется к жалобам на свою любимую дочку.
Мистер Брэддок удалился в глубь комнаты и вскоре вышел в сад воплощением элегантности.
— Ты просто чудесно выглядишь, Уиллоуби, — сказала Кей с восхищением.
Этот дружеский комплимент заметно исцелил уязвленные чувства мистера Брэддока.
— Нет, правда? — сказал он и в который раз почувствовал, что Кей — девушка одна на миллион, и если бы самая мысль о браке не наводила на него такого черного ужаса, так стоило бы рискнуть и посмотреть, какой будет результат, если он попросит ее выйти за него замуж.
— И речь звучала прекрасно.
— Правда? Знаешь, я вдруг испугался, что у меня не хватит голоса.
— Его вполне хватает, — убедительно ответила Кей. Тучи, было согнанные ее комплиментами с чела мистера
Брэддока, вновь там сгустились.
— Знаешь, Кей, честное слово, тебе надо как-то обуздать эту… ну… Клару. Она невозможна, то есть швырять в человека луковицами…
— Не обращай внимания. Выкинь ее из головы, а то позабудешь свою речь. А сколько минут ты должен
