ты правда едешь летом в лагерь «Маниту»?

Мальчик повернулся и посмотрел на нее сверху вниз тем уничтожающим взглядом, какой бросают учителя в ответ на глупые вопросы. Ростом он был не выше девочки, и это усложняло дело, но Герби откинул голову назад и прицелился по кончику своего носа, так что выражение его лица стало действительно снисходительно-угрожающим.

– Узнаешь в свое время, – изрек он после надменной паузы и удалился.

Во второй половине дня миссис Мортимер Горкин натерпелась от Герби. Только дети расселись по местам, как ее вызвали в коридор, а вернувшись, она застала хваленого старосту стоящим на ее столе: Герби кривлялся, декламируя «Деревенского кузнеца» с идиотическим выпячиванием всех звуков, и в карикатуре она узнала себя. «Жжжеллеззо тамм куйотт вессь деннь жжеллеззною рррукой…» Миссис Горкин покарала это оскорбление власти, повелев Герби пересесть за крайнюю парту последнего ряда для девочек и не открывать рта до конца урока. Дважды провинившийся всезнайка нарушал запрет, выкрикивая безупречно точные ответы, когда класс затихал в бессильном молчании. Учительница принуждена была, вопреки здравому смыслу, осудить проявления бодрого ума. Во второй раз она решила испробовать насмешку и спросила с расстановкой:

– А позвольте узнать, господин Букбайндер, в честь чего вы так поумнели к концу дня?

Это было ошибкой. Герберт не задумываясь сорвался с места и воскликнул: «В честь вашей свадьбы, миссис Горкин!» – чем вызвал взрыв оглушительного веселья, и учительнице, пунцовой и сердитой, пришлось встать, хлопнуть ладонью по столу и потребовать тишины. Возмутителя спокойствия она заставила прикусить язык, пригрозив свести его в кабинет мистера Гаусса, если он вымолвит еще хоть слово. Однако было уже поздно. Находчивый ответ обиженного мальчишки заставил ее рассердиться у всех на виду, и поле боя осталось за Гербертом.

После уроков, когда ребята вышли из школы и строй рассыпался, Герберта сразу обступили: девочки смеялись и кричали, мальчики похлопывали его по спине, пожимали руку и отпускали одобрительные словечки в том смысле, что он «вообще-то законный парень». По общему мнению, раньше он просто «втюрился», а тяжесть этого недуга все дети понимали очень хорошо. Сам великий Ленни Кригер соизволил подчалить враскачку к Герберту и сказать: «Здорово ты ей отмочил, Пончик», – и тем узаконил его славу. Герби Букбайндер был снова принят обществом. В честь искупления грехов ему даже позволили сделать первую подачу, когда играли в бейсбол, и никто не обронил худого слова про его неловкость, как это случалось прежде.

Некрасивая маленькая девочка с толстыми щеками и прямыми волосиками, Шерли Шварц, втайне обожавшая Герби, но еще в младших классах наученная горьким опытом с этим сорванцом и теперь скрывавшая безответную любовь, с восторгом наблюдала триумф своего героя. После нескольких подач Герби вышел из игры, и Шерли решила идти за ним до самого дома в робкой надежде, что по пути домой может завязаться разговор. Она покрутилась вокруг, пока он собирал книжки, и тихонько пошла со двора за ним по пятам. Но, к ее изумлению, он направился не домой – дорогу туда она знала превосходно, – а повернул и через учительскую дверь вошел в школу. Любовь придала юной мисс Шварц отваги, тем более что дежурные, как известно, после уроков у дверей не стоят, и она вошла следом.

Спустя пять минут тайная вздыхательница вернулась во двор без кровиночки в лице и с ужасом в глазах поведала такое, что ученики 7 «В-1» закачали головами и зацокали языками. Шерли своими глазами видела новый потрясающий подвиг Герби. Не понукаемый ничьим приказом, ни с кем и словом не обмолвившись о причинах столь самоубийственного поступка, Герби приблизился к личным покоям директора, мистера Гаусса, смело постучал в дверь, которой даже учителя никогда не пользовались, подступаясь к начальству только через служебный кабинет, и, когда страшный голос глухо и удивленно отозвался изнутри, исчез за нею.

3. Гость

Настал уже лиловый вечер, и электрические фонари на улице Гомера в Бронксе бросали из-под сморщенных отражателей пятна света, когда Герби, насилу оторвавшись от религиозного диспута вокруг костра на пустыре, направился к дому. Спор о сущности и возможностях Бога бушевал, как пламя, несколько часов кряду, а разгорелся он, как костер на пустыре, от обрывка газеты, напечатанной на иврите.

В Бронксе ребята всех вероисповеданий знали, что жечь еврейскую газету в пятницу – безумство, за которое не миновать страшной кары, и ни один парень в округе не отважился бы на такое. Но вот Герби вспомнил из занятий в воскресной школе, что и четверг отчасти праздничный день, 33 омера, и тут разговор углубился в тонкости богословия. Герберт в богословском запале высказал предположение, что сегодня тоже опрометчиво разжигать костер еврейской газетой, хотя, конечно, опасности куда меньше, чем в пятницу, однако доля риска все же остается. Мальчики из христианских семей сразу смекнули, что к чему, и согласились, а вот Леонард Кригер углядел для себя случай выставить Герберта на посмешище, и пошло- поехало.

Ленни Кригер, симпатичный черноволосый здоровяк двенадцати с половиной лет от роду, был докой по части уличной жизни, ярым противником школьного воспитания, заводилой в играх и прирожденным вожаком мальчишек. Его отец и отец Герби Букбайндера были компаньонами, и мальчики с пеленок знали и недолюбливали друг друга. С годами нелюбовь росла, тем более что младший догнал старшего в учении, и теперь неприязнь цвела пышным ядовитым цветом в классе миссис Горкин, где очутились оба, только Герби блистал, – а Ленни равнодушно плелся в хвосте.

Заводила вступал в тот возраст, когда рушатся наиболее наивные суеверия. Осыпав ехидными насмешками «жирную трусливую малышню» и «суеверных бояк», он скомкал еврейскую газету и поджег ее. При виде такой дерзости младшие в испуге ойкнули. Хворосту никто не подкладывал, и Кригеру пришлось поддерживать огонь самому. Герби мрачно заметил, что остается только надеяться, что Леонард, когда вернется домой, застанет мать с отцом в живых. Ленни сразу вызвался «показать, кто не застанет мать с отцом в живых», и пошел на соперника с поднятыми кулаками, но тут все в один голос закричали: «Справился со слабым!» – и не позволили уладить спор силой.

Затем сообща долго обсуждали вероятность вмешательства злого рока в судьбу Леонарда Кригера, и в результате предмет спора свелся к следующим вопросам: следит ли Бог за еврейскими газетами все время или только по пятницам; есть ли у Него глаза, чтоб следить, и если нет, то как Он это делает; и вообще, где Он обитает и какой из себя?

Кончилось тем, что Ленни ошарашил участников диспута, заявив:

– Да фигня это на постном масле. Я в Бога не верю.

На миг ребята лишились дара речи. Герби с тревогой поглядел на огромное заходящее солнце, словно опасаясь, что оно сейчас позеленеет или разлетится на кусочки. Маленький рыжий католик Фрэнки Кэллаген крикнул:

– Я тут оставаться не собираюсь. Ща его молния бабахнет, – и припустил прочь с пустыря. Другие остались, но отступили на безопасное расстояние. Коли уж правда, что Ленни уготован такой потрясающий конец, интересно же посмотреть.

Всевышний, однако, сохранил невозмутимость, и гром небесный не поразил Ленни.

– Чего струхнули-то? – насмешливо спросил он. – Могу и повторить. Я в Бога не верю.

– Ладно, если ты такой умный, – вымолвил Герби, с опаской подходя к атеисту, – еще скажешь небось, что и мир ты создал.

– Этого я не говорил. А по-твоему, кто сотворил мир?

– Ха, Бог, конечно.

– Хорошо, Пончик. Кто же создал, по-твоему, Бога?

Еще двое ребят, встревоженные исходом диспута, убрались восвояси.

– Дурацкий вопрос, – нетерпеливо ответил Герби.

– Почему дурацкий?

– Да потому. Если б я мог сказать, кто создал Бога, то Бог не был бы Богом. Им был бы уже другой дядька, который его и сделал.

– Ладно, значит, Бога никто не делал, верно?

– Верно.

– Тогда никакого Бога нет, – с торжеством фыркнул Ленни.

Кое-кто через силу ухмыльнулся. Герби стойко выдержал удар:

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату