действительности» не принадлежат Герби, Йиши и Гучу, а являются взносом всех воспитанников. Во всяком случае (объявил он, посвящая старшего вожатого в свой замысел), мальчикам будет предоставлена свобода выбора: хотите – жертвуйте, не хотите – не жертвуйте, – поэтому какие, мол, могут быть возражения. Дядя Сэнди, усталая рабочая лошадка, хорошо изучившая своего возницу, пригнулся еще немного под грузом знойного лета и смолчал. Он считал часы до воли. Их оставалось всего сорок восемь.
Итак, Герби предоставили свободу выбора: хочешь – жертвуй, не хочешь – не жертвуй. Чек выписан и трепещет у самой руки получателя, двое взрослых мужчин охмуряют и подталкивают тебя, а ты решай: согласиться на то, что и так уже почти сделано, или в последний миг отказаться – наперекор всему, приобретя славу жестокосердного человека. Прибавьте к тому же опасность любое мгновение быть узнанным, в чем, правда, нельзя винить мистера Гаусса. Замечательно, что и в этих обстоятельствах мальчик сумел оказать хоть малейшее сопротивление. Он попробовал изменить голос, сильно повысив его тембр, и издал нечто похожее на лошадиное ржание:
– А я должен все отдать?
– Прости? – переспросил мистер Гаусс.
– Я должен все отдать? – повторил Герби, по-прежнему удачно подражая Умному Сэму. Этот звук явно изумил мистера Драбкинда, однако на его лице не мелькнуло и проблеска узнавания, а это было главное.
– Да нет же, Герберт, конечно, не должен, – ответил мистер Гаусс, тоже озадаченный странными переливами, но он отнес это на счет нервозности. – Позволь мне внести полную ясность. Ты не обязан вносить ни единого цента, Герберт. Я знаю, что материалы достались тебе бесплатно от знакомого Элмера Бина, иначе, само собой, я предложил бы вычесть долларов семьдесят пять на оплату расходов. Однако, если хочешь, можешь забрать все свои деньги. – Он зажал чек между большими и указательными пальцами, словно хотел разорвать его пополам. – Одно слово, Герби, и бесплатный лагерь не получит от тебя ни цента. Одно слово, Герби, и я верну деньги Гучу и Йиши, просто скажу им: «Герби Букбайндер иначе относится к благотворительности, нежели все мы». Так порвать чек или отдать мистеру Драбкинду?
Под тяжестью собственного вранья, ослабленный страхом перед скелетом, который явился по его душу из похороненной в памяти преступной ночи, немилосердно понукаемый мистером Гауссом, Герби сдался. Он пожал плечами и кивнул. Хозяин лагеря тотчас вложил чек в руку получателя.
– Спасибо, Герберт! – воскликнул он. – Ты именно такой юноша, каким я всегда считал тебя.
– Позвольте и мне поблагодарить вас, уважаемый Герберт Букбайндер, – взвизгнул мистер Драбкинд, аккуратно вкладывая чек в черный бумажник, – от имени двухсот бедных мальчиков, которые воспользуются вашей…
Но Герби уже выходил, пошатываясь, за дверь. На его лице было написано такое безграничное горе, что на мгновение в сердце хозяина лагеря шевельнулось незнакомое ему чувство: сомнение в собственной правоте.
– Герби, вернись! – позвал он. – Так уходить нехорошо.
Мальчик, не оглядываясь, протопал вниз по ступенькам.
– Ну, еще раз спасибо, мистер Гаусс, за чрезвычайно щедрый взнос и до свидания, – заторопился мистер Драбкинд. – Превосходный мальчуган этот Букбайндер. И лагерь у вас поистине превосходный, мистер Гаусс. Нет, пожалуйста, не трудитесь провожать меня; моя машина всего в нескольких метрах от крыльца. До свидания, до свидания. – В спешке нахлобучивая шляпу и пряча бумажник в карман, тщедушный собиратель пожертвований даже забыл пожать руку хозяину лагеря, и был таков. Когда Герби вернулся в палатку дяди Сэнди, до десяти часов оставалось пять минут. Клифф уже был там: он облачился в знаменитый старый синий свитер и серую бейсбольную шапочку старшего вожатого, держал в руках мегафон, а на шее у него висел ремешок со свистком – символом верховной власти в мужском лагере. Сэнди с серьезным видом давал ему множество последних наставлений, а сам тем временем с трудом натягивал на себя серо-зеленую фуфайку Клиффа, которая годилась ему разве что на нос. Герби стоял рядом, подавленный и словно лишний.
– Дядя Сэнди, а мне куда? – наконец спросил он. – Да тебе-то, Герб, делать особенно нечего, просто будь начальником – бери пример с Капитана. А работать будет Клифф, – усмехнулся старший вожатый собственной шутке. Дядя Сэнди взял с полки большие зеленые очки от солнца и головной убор из перьев, принадлежащие мистеру Гауссу. – Наряжайся. Потом ходи везде с важным видом. Пора, Клифф, десять часов. Заступай.
Старший вожатый и его преемник вышли наружу. Герби отбросил свой наряд и упал спиной на койку. Прямо над ним на брезент крапчато-оранжевым квадратом падало солнце. В палатке было душно. Герби услыхал три знакомых пронзительных свистка – сигнал к построению в две шеренги вдоль Общей улицы, шум беготни по гравию, хлопанье многочисленных дверей, веселый визг и вопли ребят при виде вожатых в нелепой детской одежде. «Капитану на день» все это шутовство казалось скучным и противным. Он прикрыл рукой глаза и невольно простонал. Ничтожество, да и только: украл деньги у собственного отца и теперь никогда не расплатится.
– Ну, так, парни, – раздался окрик Клиффа. – Сейчас я хочу, чтобы вы встретили дядю Гу… то есть Капитана, как настоящие патриоты лагеря. Вот он, наш родной Капитан.
Герби тяжело поднялся и смахнул с лица слезы. На ходу водрузил на себя пернатый убор и очки. Перед выходом из палатки невероятным образом изогнулся, чтобы подальше выпятить пузо и попку. Так он вышел на солнечный свет и надменно заковылял по Общей улице, придерживая двумя пальцами уголки рта в застывшей улыбке и по-гусиному выворачивая ступни.
Ребята вопили и приплясывали, а заодно с ними и вожатые. Некоторые от смеха катались по земле. Дядя Сэнди, стоявший среди мальчишек Тринадцатой хижины, секунд десять сохранял серьезную мину, потом не выдержал и закатился хохотом, чем окончательно довел окружающих до истерики. Герберт брел сквозь строй, невозмутимо вихляя бедрами, и раздавал кивки. Пройдя улицу До конца, «Капитан на день» исчез в направлении озера, оставив лагерь в припадке беспорядочного веселья. В то радостное утро Капитана больше не видели, ибо он провел его, лежа на плоском камне у берега, в кустах. Тихий, укромный уголок, скажете вы, а между тем Герберт был далеко не одинок. По правую руку от толстяка сидело Горе, по левую – Стыд; и уж они постарались, чтобы Герби не скучал в то утро.
24. Ленни и мистер Гаусс теряют почву под ногами
Так день величайшего взлета Герби стал самым горьким в его юной жизни, потому что плод триумфа имел гнилую сердцевину. Возможно, Герберту следовало скрепить сердце и предаться радости, но он не мог. Его грызла совесть. Более сведущему в преступлениях человеку – скажем, полицейскому – могло бы показаться, что совесть несколько запоздала со своими угрызениями, но ведь Герби не считал свой поступок преступлением, пока мистер Гаусс не лишил его возможности вернуть с процентами деньги, взятые «взаймы».
Пожалуй, тут наш мальчик показал себя не с самой плохой стороны, поскольку не стал сваливать вину на хозяина лагеря, а принял грех на свою душу. Тысячи слабохарактерных существ любого возраста и пола совершают проступки с намерением загладить их в будущем. Затем, если кто-то случайно мешает им замести следы, они взваливают всю вину за свое неблаговидное деяние на этого «кого-то», а себя считают чистенькими. Если же вы не сталкивались с этим до сих пор, сегодня же или завтра приглядитесь к слабым духом вокруг себя. На протяжении всего Дня лагеря, Герби переваривал свое грехопадение, причем усваивалось это блюдо в муках, но ни разу ему не пришло в голову облегчить свои страдания словами: «Это все Гаусс виноват».
Во время обеда Герби и Клифф величественно восседали за столом старшего вожатого. Ребята по- прежнему были в своих костюмах. Разноцветный пернатый убор Герби приятно разнообразил унылую обстановку столовой.
– Что будем делать в тихий час? – обратился Герби к брату.
– Разве нам не надо, как всегда, сидеть по своим хижинам? – удивился Клифф.
– Нам, начальникам над всем лагерем? Клифф, у тебя иногда совсем голова не варит.
Оба мальчика с наслаждением представили, как им не придется снимать ботинки и чулки и целый час молча лежать в кровати.
– Во, знаешь что, Герб? – улыбнулся вдруг Клифф. – Давай сбегаем на гору попрощаться с Элмером Бином и Умным Сэмом. Завтра-то у нас вряд ли будет время, перед отъездом на вокзал суматоха
