это раскинулось перед изумленными взорами Люсиль, Герберта и Клиффа. У детей захватило дух. Им никогда еще не доводилось охватить взглядом больше одного-двух городских кварталов. Нью-Йорк – это пещера мамонта без крыши, и мало кто из обитателей, снующих по ее лабиринтам, представляет себе, как она выглядит на самом деле.
– Ух ты, улицу Гомера видно как на ладони! – воскликнул Герби.
– Где? – спросил Клифф.
– Вон там! Видишь, возле реки. Родненькая наша улица Гомера!
– Это Бруклин.
– Откуда ты знаешь? – задиристо спросил Герби.
– Из этой вот карты у окна. Там написано, где какой район.
Четверть часа дети увлеченно отыскивали с помощью карты городские достопримечательности.
– Эх, – сказал наконец Герби, устремив взгляд за улицы и дома, на голубоватые холмы вдалеке, – был бы у нас телескоп, наверно, даже лагерь «Маниту» разглядели бы.
– Кому это надо? – хмыкнул Клифф.
– Только не мне, – хихикнула Люсиль. – Хоть бы в глаза его больше не видеть. Тюрьма какая-то.
– А мне там вообще-то понравилось, – признался Герби.
– Меня ни в какой лагерь больше не заманишь, – проговорил Клифф. – Уже ученый.
– Спорим, на будущий год опять все поедем туда, – сказал Герби.
Дети умолкли, каждый предался своим любимым воспоминаниям. Немного погодя Клифф чуть ли не воочию увидел призрачные очертания Умного Сэма, как положено, сивого и костлявого, пощипывающего невидимую траву в синеве над нью-йоркской гаванью. Клиффу непривычно сдавило грудь. Поскольку чрезмерная чувствительность была ему чужда, он просто прогнал это настроение, и спустя миг грусть исчезла, а заодно с ней и видение. Клифф взглянул на Герби и Люсиль. Те держались за руки.
– Чего-то я притомился, – спокойно заметил он. – Пойду, что ли, посижу.
Он ушел на соседнюю скамейку. Ни брат, ни девочка не задерживали его. Люсиль смущенно смотрела в окно. Герби смущенно смотрел на Люсиль.
Наконец Герби промолвил:
– Хочешь, одну глупость расскажу?
– Какую? – Девочка по-прежнему разглядывала пейзаж.
– Моя мама говорит, что ты для меня слишком взрослая.
Люсиль обратила на Герберта круглые, как блюдца, глаза:
– Так я же младше тебя.
– Ara, a она говорит, что, когда тебе исполнится шестнадцать, ты сможешь выйти замуж, а я буду еще… хм!.. подростком. – (Слово «ребенок» застряло у него в горле.)
– И вправду глупость. Я не собираюсь в шестнадцать лет выходить замуж.
– А как думаешь, когда ты выйдешь замуж?
– А ты когда женишься?
– У-у, не знаю когда, не скоро.
– Я тоже, – сказала Люсиль.
– Значит, мама неправильно говорит, да?
– Да мамы всегда что-нибудь выдумают.
– Ага, но все-таки, – настаивал расстроенный Герби, – ты будешь жить на Мошолу-Паркуэй, ходить в другую школу, и мы наверняка вообще перестанем видеться.
– Ну, Герби, как ты можешь так говорить? Мы будем видеться часто-пречасто, всегда.
К воркующей парочке приблизился ленивой походкой исключительно щеголеватый блондинчик с волнистыми волосами, одетый в серый костюм и державший в руке мягкую темно-зеленую шляпу с загнутыми полями и с кокетливым перышком за ленточкой.
– Ба, привет, Люсиль, – поздоровался щеголь с тщательно разыгранным удивлением и остановился по другую руку от нее.
– Привет, Дейви. Надо же, а ты что тут делаешь?
– Да уж несколько лет здесь не был. Дай, думаю, взгляну еще разок на нашу старушку.
Герби оглядел Дейви и, к своему отвращению, нашел его смазливым и высоким.
– Вот не ожидала, – проговорила Люсиль. – Это вот Герби Букбайндер, мой старый друг из старой школы, из пятидесятой; Герби, это Дейви Кармайкл. Он живет в моем квартале.
Мальчики кивнули друг другу. Герби – мрачно, Дейви – с тем чистым, радостным высокомерием, которое возможно только в детстве благодаря превосходству в лишний дюйм либо лишний год.
– Где ты живешь, Герби? – спросил блондинчик, произнеся «Герби» особенно снисходительным тоном, который покоробил толстяка. Не найдя сокрушительного ответа, он буркнул:
– На улице Гомера.
– А-а, – поднял брови Дейви, – в Восточном Бронксе. Хммм… Ладно, Люсиль, до встречи. – Блондинчик лениво удалился.
– Ты что, – прошипел Герби, – сказала этому долговязому дурню, что придешь сюда сегодня?
– Сказала, – невинно прощебетала девочка, – но я точно знаю, что он пришел не из-за меня.
– Откуда это?
– Ой, Да он же вон какой взрослый. Уже старшеклассник.
Каждое из этих слов вонзилось как нож в сердце Герби. Все, чем он мог взять, – это заоблачно высокой ученостью восьмиклассника. А блондинчик, которого Герби возненавидел лютой ненавистью в результате полуминутного разговора, и тут обошел его, не говоря уж обо всем остальном.
– Ну да, – с горечью произнес толстяк. – Почему бы тебе не пойти с ним домой? Он ведь живет в твоем квартале. Нам с Клиффом будет куда приятней без девчонки, а то путаешься под ногами.
– Герби, ну чего ты так бесишься? Да я с ним двух слов не сказала. Даже не знаю, в каком доме он живет. Опять хочешь испортить нам все удовольствие?
Какие именно случаи подразумеваются под словом «опять», она не уточнила. Но благодаря этому простому слову Герби оказался зачислен в разряд необузданных мужланов, и крыть ему было нечем. Эти приемы маленькая девочка не может ни выучить, ни выдумать. Они рождаются с ними, как оса рождается с умением строить гнездо.
Люсиль, мечтательно обозревая панораму, проговорила:
– Знаешь что? Не хочу жить в Бронксе, когда вырасту. Хочу жить в Манхэттене.
– Где в Манхэттене?
– Вон там.
Девочка показала пальчиком, от которого воображаемая линия прочертила несколько миль по воздуху и приземлилась на западном берегу ершистого острова.
– Хм, на Набережном шоссе?
– Да. Правда, было бы здорово?
– Еще бы. Всегда реку видно, и вообще.
Люсиль лукаво покосилась на него:
– Тогда все. Решено. Когда поженимся, будем жить на Набережном шоссе.
Герби в недоумении заглянул ей в глаза. Насмехается она, что ли? Нет, взгляд теплый и ласковый. Люсиль сплела свои пальцы с его пальцами, и они стояли бок о бок, глядя на свой город.
– Как скажешь, Люсиль, – ответил Герби. – Значит, будем жить на Набережном шоссе. – Ему хотелось подыграть шутливому тону возлюбленной девчонки, но слова прилипали к языку. В нескольких футах стоял, прислонясь к стене, блондинчик и наблюдал за ними. Герби было очень неуютно от его близости.
И тут нашего толстяка кольнуло отчаяние: он заметил, как Люсиль – ему показалось, кокетливо – стрельнула глазами в сторону его нового соперника и тотчас же снова уставилась в окно. Все произошло в мгновение ока. Может, почудилось. Конечно, почудилось, в отчаянии решил будущий муж. Не могла же она снова оказаться неверной… да так сразу! Не могли же его невероятные труды и страдания увенчаться столь жалким образом – изменой еще до начала учебного года. Невозможно, чтобы мир был устроен так жестоко.
– Эхма, тру-ля-ля, Люсиль, – воскликнул Герби с веселой удалью, – годик у нас впереди что надо! Не
