провозглашал: — Finif dollar um shiishi! (Пять долларов за третье чтение!)
И мне никогда не забыть исторического аукциона в одной из синагог Бронкса, который проводился лет сорок тому назад в Йом Кипур. На этом аукционе мой отец победил нескольких конкурентов, купив себе право читать Книгу Ионы (хотя и он и его конкуренты были всего лишь бедными иммигрантами). Один за другим соперники выбывали, по мере того как цена поднималась до ста, ста двадцати пяти и затем до невообразимой для нас суммы в двести долларов, которую отец неожиданно предложил. Я словно до сих пор слышу, как шамес ударяет ладонью по столу и дрожащим счастливым голосом провозглашает: — Zwei hunderd dollar um maftir lona! (Двести долларов за мафтир Иона!)
Мой отец сделал красивый жест. Дело в том, что его отец, шамес из Минска, в своей минской синагоге всегда имел привилегию читать именно Книгу Ионы. Мой отец хотел продолжить семейную традицию. И он ее продолжил. С тех пор в этой синагоге Бронкса больше никто не оспаривал у моего отца эту честь. И по сей день мой брат и я всегда, когда возможно, читаем Книгу Ионы в Йом Кипур. А нам доводилось это делать в местах, очень далеких от Чикаго, например на Окинаве или на Гавайских островах.
Теперь аукционы в синагогах прекратились. И это хорошо. Но они сыграли свою роль. Дети в таких синагогах поняли, какая это великая честь — получить разрешение прочесть в синагоге отрывок из Торы.
Некоторые трудности
Новичок в синагоге обычно чувствует себя неловко: он считает, что служба слишком затянута, и за ней трудно следить; люди, которые сразу же начинают чувствовать себя в синагоге, как дома, исключение.
Но если новичок начинает посещать синагогу регулярно, особенно если он хоть немного знает иврит, он очень скоро привыкает к обычаям и нравам, которые царят в Доме Молитвы. Затем, если он захочет, он овладеет молитвенной традицией и будет красиво и легко молиться в синагоге и дома.
Дело в том, что читать молитвы вовсе не так уж легко. Истинная молитва требует не меньшего (по крайней мере не меньшего) напряжения, чем деловой разговор или написание делового письма. Предполагается, что это — разговор со слушателем. Ребенку и новичку мешает то, что молитва ему незнакома. Благочестивому мешает то, что молитва ему слишком знакома. От всех людей — независимо от их образования и твердости в вере — требуются определенные умственные усилия, чтобы беседовать с Б- гом.
Поэтому — поскольку многие молитвы из-за несовершенства человеческой натуры не достигают цели — может возникнуть вопрос: не становится ли молитва, повторяемая три раза в день в раз навсегда установленных формах, пустой механической формальностью? Возможно, это было бы и так, не оставайся синагога всегда тем, чем она была по замыслу ее создателей: Школой. Научиться молиться можно только молясь или пытаясь молиться — другого пути нет. Естественное излияние сердца в трагические минуты на самом деле отнюдь не является, как считают романтики, молитвой в лучшем смысле этого слова. Те, кто это испытал, знают, что в такие минуты молитва просто превращается в стыдливое запинающееся бормотание. Иудаизм поощряет импровизированные молитвы, и некоторые из таких вдохновенных импровизаций были включены в литургию. Но основа основ обращения человека к Б-гу — как в повседневной жизни, так и в чрезвычайных обстоятельствах — это молитвы, записанные в литургии.
Ежедневная молитва — это выполненный долг, звено в цепи, связывающей нас с Авраамовым постижением Единого Б-га, — звено, которое мы добавляем, как Б-г добавляет новый день к времени. Молитва просто не может быть вполне формальной. Блик света в словах и мыслях еврейской литургии неизбежно западает хоть раз, хоть несколько раз в сознание молящегося, как бы ни были его мысли в этот момент заняты чем-то другим. По крайней мере он молится Б-гу, не забыл об этом — это уже хорошо.
Возможно, святые и воистину богобоязненные люди каждый день, творя молитву, полностью отдаются ей. Если это так, то они живут в озарении, неведомом обыкновенным людям. Для всякого другого верующего вознаграждение за ежедневные молитвы приходит в самые неожиданные минуты, иногда отделенные одна от другой годами, — и в эти минуты литургия вдруг озаряется, словно чудесным огнем. Такая минута может наступить после смерти близкого человека, или после рождения ребенка, или после неожиданного избавления от гибели, или в момент смертельной опасности. Эта минута наступает неожиданно. И тогда человек понимает, почему он молится всю жизнь.
Глава девятая
ЗАКОНЫ, КАСАЮЩИЕСЯ ПИЩИ, ОДЕЖДЫ И ЖИЛИЩА
Деликатная тема
Еврейские законы о питании чрезвычайно отличны от того, что принято у всех народов, среди которых живут евреи. Это — довольно деликатная и грустная тема для обсуждения, ибо с несоблюдения этих законов начинается обычно отход еврея от своих национальных традиций. Тот, кто еврейским обычаям не следует, чаще всего с порога отвергает саму идею о том, чтобы подчинять свой рацион каким-то правилам и ограничениям. Тот же, кто скрупулезно соблюдает все предписания Закона (а чтобы питаться согласно Закону, необходимо приложить немало усилий и стараний), считает, что сам он заслуживает всяческих восхвалений, всех же «инакопитающихся» следует предать анафеме. Я не собираюсь вершить здесь суд скорый и праведный и решать, кто прав, а кто неправ. Я хочу лишь рассказать, в чем заключается сущность еврейских законов, связанных с приготовлением пищи и ее употреблением. Судить же и осуждать я предоставляю читателю, который волен исходить — как он хочет — из своей эмоциональной предвзятости или из соображений здравого смысла.
Здесь мы имеем дело с одной из тех особенностей, которыми отмечена вся повседневная жизнь еврея. Каждый человек, если только имеет такую возможность, совершает трапезу по несколько раз в день. Он может пренебрегать работой, развлечениями, молитвой, сексом, но редко забывает поесть. Все религии предусматривают молитву перед трапезой. Многие религии требуют больше, определяя, что именно человек должен есть и как он должен есть. Нередко подобные ограничения накладываются не на каждого верующего, а только на представителя особо выделенной группы среди приверженцев данной религии — например, на монаха, монахиню, священнослужителя, аскета или ламу. Еврейские установления и ограничения, связанные с потреблением пищи, носят сравнительно нестрогий характер, но зато распространяются на всех без исключения евреев.
Необходимость соблюдения этих законов Тора обосновывает весьма кратко: они нужны, «чтобы вы могли отличать священное от несвященного и нечистое от чистого» (Левит, 10:10). Как вы, читатель, возможно, помните, мой друг-агностик полагает, что нельзя предотвратить угрозу ядерной войны, отказавшись есть омаров. Я могу даже допустить, что в его словах есть определенная истина. Однако в той же мере мы не можем предотвратить угрозу ядерной войны тем, что женимся или строим дома, или рожаем детей, или выполняем свои повседневные обязанности. Нет, пожалуй, ни одного занятия — по крайней мере мне не приходит в голову ни одно занятие, — которое перед лицом всеобщего уничтожения в атомной катастрофе не показалось бы абсурдным и ненужным — кроме, может быть, поисков Б-га. Однако, если одна из величайших мировых религий ввела для своих приверженцев особые законы питания, имеющие какую-то конкретную цель, не грешно узнать нам — хотя бы на худой конец, что эти законы собой представляют.
Многое тут неясно и оставляет простор для догадок. Еврейские мудрецы высказывали об этих законах весьма разноречивые мнения. Мы можем впасть в глубокое заблуждение, если, например, заметив,
