родных городов, как будто эти люди были графами или герцогами: Любавичский Ребе, Люблинский Ребе, Бердичевский Ребе. Они стали родоначальниками династий, и нередко, когда Ребе умирал, его положение в общине наследовал сын или зять.
В свои ранние годы хасидизм принял такие формы, которые смущали многих евреев. Их смущали у хасидов самозабвенная и восторженная манера, необычность одежды и поведения, некоторые изменения, вводимые в молитвы. Но смутительнее всего казалась теория, согласно которой изучение Закона менее угодно Б-гу, нежели простое рвение (это было искажение идеи Баал Шем Това, но искажение весьма популярное). И именно эта теория послужила поводом к раздорам, ибо она воспринималась как конец раввинского иудаизма. В течение двух веков хасидизм сумел охватить широкие слои еврейства, укрепиться и завоевать свое прочное место в нашей религии.
До сего дня некоторые особенно ревностные хасиды, куда бы они ни пошли, до мельчайших подробностей одеваются и ведут себя так, как одевались и вели себя евреи польского гетто в 18-ом веке: они носят длинные пейсы, меховые шляпы и так далее. Но все больше и больше хасидов, по мере того как они вживаются в современный деловой мир, принимают в той или иной мере обличье современного западного человека — хотя их преданность своему Ребе отнюдь от этого не уменьшается. Некоторые из этих Ребе до сих пор отвергают радио, телевидение и кино; и все они в той или иной мере подозрительно относятся к современному западному образованию. Наиболее многочисленная и влиятельная хасидская группа современности считает своим духовным вождем Любавичского Ребе, который живет в Бруклине. У хасидов этой группы — довольно либеральные традиции: их нынешний Ребе, например, окончил Сорбонну, в их школах используется современная учебная техника и современная методика преподавания, и они не только не чураются профессионального обучения, но подняли его на значительную высоту. Членом именно этой хасидской секты был мой дед. То, что он намеренно избегал носить современную западную одежду и отказывался изучать английский язык, было, наверно, следствием его хасидских пристрастий. Однако, с другой стороны, он всю свою жизнь посвятил ученым занятиям, и он никогда не возражал против того, чтобы мы получили самое лучшее образование, какое только возможно.
В Соединенных Штатах и в Израиле хасиды поселились не по своей воле — их погнал туда гитлеровский террор. Однако и на новых местах хасидское движение остается не только живым, но и привлекает многочисленных приверженцев.
Глава двадцать первая
РАСКОЛ
Реформисты
Реформистский иудаизм впервые появился в Германии в начале 19-го века. Вскоре от него откололось самостоятельное движение — также реформистское, но несколько более умеренное, которое не сумело сколько-нибудь серьезно укрепиться в Германии, но перекочевало в Америку и прочно утвердилось здесь под названием «консервативный иудаизм». Эти два течения в иудаизме — реформистское и консервативное — являются сейчас в иудаизме основными религиозными течениями помимо ортодоксального.
Энергию реформистского течения — поначалу очень бурного — питали два основных источника: новое свободное просвещение и упорное сопротивление раввинов любым переменам. По мере того как тысячи евреев сквозь проломы в стенах гетто уходили в мир отступничества, некоторые еврейские раввины и старейшины все чаще задумывались о том, как бы сдержать этот поток. Наиболее простым решением вопроса казалось ослабление религиозных запретов и ограничений. Согласно этой точке зрения, нужно было сделать соблюдение законоположений иудаизма делом более легким и более привлекательным в соответствии со взглядами, господствующими в коренной немецкой среде. И невзирая на предостережения ортодоксов эти либеральные раввины и старейшины приступили к делу.
Первые реформы коснулись лишь отдельных сторон ритуала: было разрешено молиться по-немецки, в синагогах стал использоваться орган, ношение головного убора перестало считаться обязательным, раввин облачился в более модную и элегантную современную одежду. Однако эти нововведения лишь разожгли аппетит реформаторов. Последовала быстрая ревизия большинства законов, обрядов и обычаев. Из всех перемен выросло совершенно новое кредо. Суть иудаизма — это поклонение единому, общему для всех Б-гу. Все остальные элементы Моисеева закона суть лишь временная машинерия, важная в эпоху Моисея, но устаревшая и потерявшая всякое значение в наши дни. Следовательно, общее право, коль скоро оно зиждется на Торе, тоже безнадежно устарело. Исходя из таких посылок немецкое еврейство в течение жизни одного лишь поколения выработало довольно нетребовательную религию, освобождая еврея от всяких ритуальных неудобств, построившую для себя изящные современные храмы, ставшую подчеркнуто западной как по характеру, так и по языку. Ортодоксальные раввины яростно боролись с реформистами, осыпая их бранью. Поколебленная и поредевшая, ортодоксия сомкнула свои ряды и пошла в атаку. Но реформистское движение сумело устоять и набрать силу. Нам сейчас просто трудно себе представить, какое неистовое возбуждение бушевало в немецком еврействе в первые годы подъема реформизма. Казалось, недалек уже тот день, когда наступит пора трогательного братства евреев и христиан. Евреи-реформисты отказывались чуть ли не от всех отличительных обрядов и обычаев своей старой веры и перенимали нравы и эстетические нормы Запада. Они были совершенно уверены, что немцы немедленно двинутся им навстречу и протянут им руку дружбы, и тогда-то наступит вожделенный мир между религиями. Немецкие евреи, переселявшиеся в Соединенные Штаты, привозили с собой свою реформированную веру. В Америке-то она главным образом и обосновалась — и определила устойчивый образ жизни довольно значительного количества американских евреев. В Германии же реформистское течение было ликвидировано Гитлером.
Консерваторы опережают реформистов
В самом реформистском движении с самого начала были люди, несколько ошарашенные безудержным размахом перемен, которые, казалось, «вместе с водой выплескивали и ребенка». И многие крупные идеологи реформистского движения выступили против слишком решительного характера реформ. Они утверждали (предвосхищая идеи, общепринятые в современной социологии), что живая вера должна быть чем-то большим, нежели абстрактная идея, и что жизнь гораздо глубже логики. Сначала это была лишь крошечная встречная волна, которая не могла сдержать ликующего прилива безудержного реформизма. Но к нашим дням эта волна превратилась в мощный поток консервативного иудаизма, который значительно опередил реформистское течение.
Когда в 1930 году я недолгое время ходил в религиозную среднюю школу, ученики старших классов с огнем в глазах шептались о каком-то страшно завлекательном месте, которое они называли «семинарией имени Шехтера». Ходили слухи, что учиться в ней — значит флиртовать с Б-гоотступничеством. А с другой стороны, она давала возможность в конце концов получить заманчивое место раввина в богатом консервативном приходе. Для учеников, которые намеревались стать раввинами, это было немалое искушение, которое давало им пищу для серьезных Б-гоискательных размышлений.
Соломон Шехтер, отец американского консервативного движения в иудаизме, был человеком большой учености. Его взгляды сформировались под влиянием умеренных идеологов немецкого реформистского движения (отсюда и появилось название «консервативный»). По сей день семинария имени Шехтера остается высшим учебным заведением весьма консервативного толка, — а вовсе не тем блистательным сочетанием Монте-Карло и злачных мест Нью-Йорка, каким мы его себе представляли, когда
