речи, и Мордред первым отсалютовал нашей кавалькаде, когда мы тронулись в путь. Я подарила ему не просто королевский кивок, а приветственно подняла вверх большие пальцы и всем своим видом показала, как я ему доверяю, хотя тогда я еще не знала, какое невероятное будущее он вскоре принесет всем нам.
Остаток лета мы провели в пути. Лондон встретил нас радостно, и мы поспели как раз вовремя, чтобы отведать вишен со старого дерева из парка рядом с императорским дворцом. По дороге в Кембридж останавливались в заброшенном имении в Челмсфорде, переоборудованном под приют для королевских гонцов. Задержались в местном храме, изысканном восьмиугольном здании в несколько этажей вышиной, чтобы почтить римских и британских богов, которым здесь поклонялись столетиями.
Я взглянула вдоль римской дороги, ведущей в Восточную Англию, и подумала, как там дела в поселении Веххи, когда вместо него теперь правит Вуффа. К сожалению, он уехал в один из своих регулярных вояжей на родину и не сможет принять нас в качестве хозяина.
За последние годы Кембридж совсем не разросся, но остался военным форпостом, каких множество основал Утер Пендрагон, чтобы сдерживать саксов в пределах согласованных границ. Мы остановились лагерем на ближайшем гребне и наблюдали, как из туманных болот в теплую июльскую ночь поднималась бледная луна.
В Линкольне нас убедили, что вокруг все спокойно, поскольку все местные саксы сразу же после сражения у горы Бадон поклялись в верности верховному королю.
– Они помнят, как вы их заковали в цепи и освободили только тогда, когда они коленопреклоненно дали клятву, – сказал капитан укрепления. – Ничто не держит их так в узде, как изрядное проявление власти.
– И немного гуманности, – мягко вставил Ланселот, памятуя о том, что, если бы в тот год Артур не освободил людей, многие сакские поселения тогда пострадали бы от голода.
Йорк стал заметно тише с тех пор, как Уриен перевел на север многих своих воинов, но Увейн неплохо управлял крепостью и принял нас в одной из многогранных башен, выходивших на реку Уз. В помещении было светло и много воздуха, как обычно в башнях. Из мебели стоял лишь стол и несколько стульев, а на стене на раму была натянута воловья кожа с картой страны Уриена от Йорка до реки Твид.
– Отец решил сделать Иверинг своей северной ставкой, – объяснил Увейн, чертя по карте остроконечной указкой из слоновой кости. – Это старое укрепление на холме над рекой Глен. Немного в стороне от дорог, но зато с прекрасным обзором во всех направлениях. Дел там хватает: нужно укреплять округу, сдерживать захватчиков и охранять деревни по северному побережью. Отец думает восстановить римские сигнальные башни, а гранитный обрыв – лучшее место для морского форта.
Артур подкрутил усы и насупился, но заговорил Ланс:
– А что с землями вокруг Уоркворта?
– Насколько мне известно, там пока никто не беспокоит, – Увейн повел вниз указкой и посмотрел на бретонца. – А вот здесь, если не ошибаюсь, Джойс Гард? В петле, которую образует река? Вам стоило бы подумать о том, чтобы возвести стены, если вы еще этого не сделали.
– А что, возможно нападение?
Увейн уклончиво приподнял одно плечо.
– Учитывая то, что я видел и слышал на континенте, в ближайшие годы Британию захлестнет поток саксов, фризов, англов и ютов. Многочисленные готские племена распространились по всей Европе, а эти народы оттеснены к самому берегу. И, если от Британии их отделяет всего день пути по воде, они решатся попробовать перебраться сюда.
Слова Увейна заставили меня вспомнить о Теодорике, который повел свои орды через горы в Италию – исторический поток, который никто не в силах остановить. От этих мыслей у меня мороз пробежал по коже.
– Я не хочу превращать Джойс Гард в крепость, – заметил Ланс, когда мы вернулись в причудливый дом с террасой, который Увейн предоставил в наше распоряжение. – Но, может быть, придется соорудить что- нибудь вокруг двора фермы…
Артур согласился, и, когда мы подъехали к Портгейту, там, где римская дорога проходит сквозь Стену, Ланселот попрощался с нами и направился дальше на север к своим владениям, взяв Гарета и некоторых из своих воинов. Я смотрела, как они скачут по широкой мостовой, и думала, что ему повезло, потому что юноша, которого он когда-то взял в оруженосцы, вырос в настоящего друга.
Мы повернули на запад по примыкающей дороге, вьющейся у подножия Стены. Катбад утверждал, что эту Стену и мощеный путь поперек Британии от Ньюкасла до Карлайла построил в древности один из цезарей. Он проходил мимо обращенных на север отрогов и склонов, на которых располагались форты, возведенные, чтобы ограждать плодородные южные земли от набегов пиктов и шотландцев. Сама Стена имела угрожающий вид – от основания до вершины в три человеческих роста, – и мне не пришло бы в голову пытаться на нее забраться.
Башни, возведенные на равном расстоянии друг от друга в пределах досягаемости человеческого крика, стояли, в основном, покинутыми и заброшенными, хотя несколько мелких укреплений все еще использовались для защиты фермеров, пастухов и случайных путников из Карлайла. Деревни разрослись и слились в большие поселения, и хотя они сократились в размерах после того, как ушли легионы, однако по- прежнему поставляли местным вождям людей для обороны Стены.
Римляне славились тем, что их люди и грузы всегда шли прямо, не отклоняясь в сторону из-за оврагов и рек. Там, где было слишком круто, они перебрасывали через каньоны мосты, как, например, у Винчестера. Но у самой Стены мосты возводили лишь через большие реки. Пока Стена шла по широкой долине в пойме нижнего Тайна, дорога была достаточно удобной, но когда местность сделалась пересеченной, стала для лошадей крутой, и нам пришлось спешиться.
– Можно забраться на парапет и идти по верху Стены, – предложил Артур, поскольку мы все равно не могли воспользоваться лошадьми. Мысль показалась мне замечательной. И, пока оруженосцы выводили коней на более ровную дорогу, известную под названием Стоун Гейт, мы вышагивали, как римские легионеры, обозревая окрестности по обеим сторонам Стены. У подножия тянулось расчищенное пространство и рвы, где едва ли мог укрыться какой-нибудь враг, и я не позавидовала бы любому, кто попытался бы тайно подобраться к Стене.
– Римляне даже под арками мостов крепили решетки, – заметил муж, когда Стена чуть ли не по воздуху перелетала Северный Тайн в Честере. – Они хотели быть уверены, что никто не проберется сюда ни вплавь, ни на лодке.
Мы стояли у башни, прикрывавшей восточный береговой устой моста, а стража пришла в страшное смятение, потому что среди них внезапно оказался сам верховный король. Один из часовых нырнул вниз по лестнице, чтобы разыскать кого-нибудь, кто бы мог нас подобающим образом поприветствовать.
Пока он совершал эту маленькую формальность – ведь ни один кельтский правитель не пойдет без приглашения в город или крепость, если они ему не принадлежат, – я облокотилась на ограждение моста и смотрела на бурлящий поток. Темная от торфяников, через которые она где-то просачивалась, река ластилась к каменному ложу и падала с его уступов, и, перегнувшись, я заметила тень решетки, о которой говорил Артур. «Наверное, из вяза», – решила я, потому что он, как никакое другое дерево, выдерживает время, а римляне строили свои оборонительные сооружения на всю жизнь.
В любом отношении Тайн был прелестной рекой – широкий и буйный там, где он устремлялся к морю, прозрачный и быстрый в верховьях, где с пеной проносился в каменных ущельях и попадал в заросшее папоротниками русло. За годы своей жизни с Артуром я полюбила реки Логриса и центральной части Британии, Карлиона, Лондона, Йорка. Но ни одна не несла в себе музыки горного потока и не напоминала так о детстве. Голос Тайна стоял у меня в ушах, я посмотрела на Артура и рассмеялась просто от того, что мне сделалось весело.
Жители Честера были шумным народом. Громко и грубовато поприветствовав нас, они кормили и развлекали людей короля по-северному. Может быть, они были горды и капризны, но их восхищение Пендрагоном не вызывало сомнений.
С таким же энтузиазмом нас встретили и в Карлайле, где от всей общины приветственную речь произнес грузный епископ. Похоже было на то, что христианский священник сумел обратить в свою веру большинство местных жителей и его храм процветал. Поэтому я не удивилась, когда через неделю в большом доме у реки
