случае ты удвоишь свои деньги. Ну же, Сидни! Такой шанс бывает раз в жизни!
В раздумье он отправил в рот вилку с суфле, и я увидел огонек жадности, зажегшийся в его глазах.
– Тому совсем необязательно знать об этом, правда? – вдруг сказал он. – Я имею в виду – раз я вношу личные деньги, тогда и те деньги, которые удастся выручить от продажи ожерелья, тоже будут мои личные. Не так ли?
– Правильно. Минус один процент моих комиссионных.
Он взглянул на меня, слегка прищурясь, и я понял, что он не думал об этом.
– Да, и один процент тебе.
Было заметно, как он пытается подсчитать сумму в уме.
– Ты даешь мне восемнадцать тысяч долларов. Вычти еще девятьсот тысяч миссис Плессингтон и прибавь ее шесть процентов на ссуду, и у тебя останется приблизительно восемьсот восемьдесят тысяч чистой прибыли. По-моему, совсем не дурно.
Он подумал еще немного и сказал:
– У меня есть идея даже лучше. Ларри, мой мальчик, что, если ты попробуешь убедить миссис Плессингтон продать колье за семьсот пятьдесят тысяч? В конце концов, деньги-то не ее. Я мог бы продать акции для покрытия этой суммы, и тогда колье стало бы моим и я мог бы не беспокоиться относительно Тома. Если я так сделаю, а ты продашь ожерелье за два миллиона, я получу миллион с четвертью. Довольно заманчиво, не правда ли?
– Я думал, ты не захочешь наживаться на бедняжечке, – сказал я, прикидываясь, будто шокирован.
Он беспокойно заерзал.
– Но ведь ты же сказал, что это бизнес. – Он сделал паузу, вглядываясь в мое лицо. – Как ты думаешь, сумеешь ли ты убедить ее продать колье за эту цену?
– Попытка не пытка.
Я покончил с остатками суфле.
– Ларри, приложи завтра максимум стараний. Я уверен, у тебя должно получиться. – Сидни щелкнул пальцами, подзывая официанта и заказывая кофе. – Слушай, я вот что сделаю. Добудь колье за семьсот пятьдесят тысяч, и я дам тебе два процента. Справедливее некуда.
– И оплатишь самолет до Гонконга и все расходы, связанные с поездкой? – сказал я, зная, что никакого Гонконга не будет.
– Естественно, дорогой.
– Терри знает о миссис Плессингтон?
– Не упоминай об этом скверном мальчишке. Право, следует поскорее избавиться от него. – Сидни даже покраснел от раздражения. – Он становится совершенно невозможным.
– Это к делу не относится. Знает ли он?
– Конечно, нет!
– Ты уверен? Миссис Плессингтон приходила к тебе? Разве он не поинтересовался, что ей было нужно?
– Мы даже не разговариваем.
– Он не мог подслушать?
Мысль о Терри заставляла меня нервничать. Он слишком хорошо разбирался в бриллиантах, чтобы я мог чувствовать себя в безопасности.
– Нет. Когда пришла миссис Плессингтон, он был занят с клиентами.
– Слушай, Сидни, он не должен ничего знать. Собственно, никто не должен знать, а не то пронюхает Том. Ведь если задуматься, сделка проходит через фирму, и у Тома будет много причин для неудовольствия, если он узнает.
Сидни опять тревожно заерзал. Он знал это не хуже меня.
– Если я куплю колье на свои деньги, – сказал он несколько вызывающе, – Том здесь будет ни при чем.
– Но миссис Плессингтон – клиент фирмы. – Я хотел внушить ему чувство вины. – Слушай, Сидни, чтобы фирма осталась в стороне, тебе лучше работать над эскизом не в офисе, а у себя дома. Естественно, колье тоже должно находиться там.
Ему незачем было знать, что это условие существенно для моего плана.
Он не колебался.
– Да, все останется строго между нами. – Он с доверием посмотрел на меня. – Ты поможешь с ожерельем, Ларри?
«Ну и нахал, черт его дери, – подумал я. – Ведь знает же, что без меня он не то что не сможет сделать ожерелье, но даже уговорить продать за ту мизерную цену, что мы только оговорили. И, собираясь огрести такой гигантский барыш, предлагает мне жалкие два процента, а Тома Люса вообще выбрасывает из сделки».
– Ты знаешь, на меня можно положиться.
Во время полета в воздушном такси и обдумывания плана, как украсть колье без риска, я испытывал угрызения совести из-за Сидни, так как в случае выполнения плана он понес бы существенные убытки, но теперь, когда Сидни показал свою алчность, упреки совести стихли.
Скажи он мне: «Слушай, Ларри, давай поделим все поровну. Ты берешь на себя работу, я предоставляю капитал», – я отказался бы от своей затеи. Но раз он проявил себя таким проклятым жадюгой и эгоистом, предложив мне только два процента, я, не сходя с места, решил осуществить план. Ему наплевать на миссис Плессингтон, так чего же я должен беспокоиться о нем?
Сцену, устроенную мне миссис Плессингтон, лучше забыть. Она не назвала Сидни вором, но это подразумевалось. Она плакала и заламывала голые руки. Она неистово металась по просторной комнате, выставляя себя в самом неприглядном виде. Она обвиняла меня во лжи, напомнив мои слова о том, что бриллианты никогда не падают в цене. На это я возразил, что колье придется разобрать, и, если она подождет год или полтора, я обеспечу ее полутора миллионами за камни и платину, но поскольку она требует деньги сразу, Сидни не может дать ей больше.
Наконец она утихомирилась. Что ни говори, на три четверти миллиона долларов не очень-то начихаешь, особенно, если деньги не твои. До сих пор ей не приходила в голову мысль, что попытка продать колье в его сегодняшнем виде неизбежно приведет к огласке, и это соображение в конце концов укротило ее. Она согласилась принять чек, выписанный Сидни, но заявила, что никогда больше не будет иметь дел с фирмой «Люс и Фремлин».
Я сделал несколько приличествующих этому случаю замечаний, хотя на все это мне было наплевать. И тут она выкинула нечто настолько неожиданное, что я на первый момент онемел.
– Вы должны по крайней мере отдать мне стеклянное колье, – сказала она. – Хоть это вы обязаны сделать. Если муж когда-нибудь захочет взглянуть на колье, я покажу ему имитацию. Он не заметит подделки.
Она, естественно, не знала, что стеклянное колье было осью, на которой вращался мой план. Без него мой план огрести два миллиона долларов просто перестал бы существовать.
Пять лет назад, когда Сидни доставил настоящее колье миссис Плессингтон, он спросил меня о судьбе стеклянного макета. Как человек скупой, он терпеть не мог лишних трат. Колье находилось в офисе, о чем я и сообщил Сидни. Сидни спросил, нельзя ли вернуть имитацию Чану в обмен на кредит в две или три тысячи. Я гордился колье как своим творением, да и к тому же в то время мне повезло на бирже и я чувствовал себя богачом. Я пообещал вернуть копию Чану и выручить за нее максимум возможного, но поступил иначе.
Я сохранил колье в качестве сувенира, а Сидни получил две с половиной тысячи долларов якобы от Чана, но на самом деле это были мои деньги.
И вот теперь миссис Плессингтон вспомнила о копии. Справившись с секундной растерянностью, я сказал, что его сломали и использовали стекляшки для других макетов. Услышав такое, она едва не лопнула от злости и принялась настаивать, чтобы мы изготовили другую копию. Я обещал все устроить, но просил учесть, что на это потребуется не меньше трех месяцев. Ей пришлось удовлетвориться этим.
Мы вместе отправились в банк в ее «Роллс-Ройсе», и она забрала колье из хранилища. Оно лежало в шикарном кожаном футляре, обитом черным бархатом. Я не видел колье уже четыре года. От его красоты у
