— Послушайте, — начала я, — вам нравится эта шляпа? Этот мех? Хотите оставить их себе? Мне они не нужны.
Она поспешно положила их на кушетку. Казалось, ей даже ничего нельзя предложить, не испугав ее.
— О нет, мисс, я… Большое вам спасибо, я очень ценю, но… я не могла бы… я не могу принять.
— Но почему? — настаивала я. — Почему нет? Почему вы бы не могли?
— О-о, даже не знаю, мисс… — Она отступила на шаг, как бы подкрепляя отказ.
— Но вы же должны знать, — не отставала я. — Послушайте, я их больше никогда не надену. — Они связаны с теми ужасными днями, пропитаны страхом, окрашены им, пропахли им насквозь. Я даже не в состоянии смотреть на них снова. — Почему бы вам не взять их?
— Не могу. — Она попятилась еще немного. — Уж слишком это похоже на то, что наживаешься на чем-то… — Предложение она не закончила.
— На чем?
Мне так и не удалось выжать из нее это слово. Впрочем, особой нужды и не было — можно и самой догадаться без труда. Не благодарность — благодарность предполагает благосклонность, и когда принимаешь подарки, никаких угрызений совести не испытываешь, это вполне ожидаемая вещь. Она имела в виду нечто такое, за что обычно не дарят подарков, за что их стыдно брать. Неудача, несчастье, горе, беда. Одно из этих слов подошло бы.
Я проводила ее до двери. Там она на мгновение остановилась и повернулась ко мне, решившись вдруг произнести то, что ей давно хотелось сказать, но она так и не осмелилась, и вот теперь уже для этого не было времени.
Мотив! Сейчас я узнаю подлинный мотив ее визита.
— Ну, до свидания, мисс Джин. И… и желаю вам всего доброго.
Похоже, она прощалась со мной навсегда. Почему?
Она хотела сказать не только это. Я это поняла, хотя виду не подавала.
Наконец, набравшись смелости, она прошептала:
— Не приходите туда больше, мисс. Уж постарайтесь не приходить, ладно?
И тут же в тревоге отступила еще на шаг, словно опасаясь, что немедленно последует выговор.
— О-о?! — только и вымолвила я.
— Ради вашего же блага, ради вас и мистера Рида, — скорбно проскулила она. Я промолчала. — Это может иметь только плохой конец, — с мучительной болью пробормотала она.
Эйлин уже перешагнула порог, так что я могла закрыть дверь. Она поспешно спускалась по ступенькам, чтобы выйти на тротуар.
Вот он, мотив. И снова две стороны. Какая лицевая? Какая оборотная? Хитрость или искренность? Приманка шиворот-навыворот, цель которой заманить нас, еще больше обескураживая? Или это честная мольба, выданная по простоте душевной? А может, она всего лишь средство для искусно задуманной приманки, исходившей от кого-то другого, но переданной нам через нее, хотя сама она ничего не подозревает?
Я стояла, так крепко стиснув голову руками, как будто хотела придать ей новую форму. Это уже становилось невыносимо, жизнь превращалась в изнуряющий лабиринт; страх, страх, везде вокруг тебя один страх. Выходы на самом деле оказывались барьерами, вы не знали, куда пойти, и беспомощно бродили кругами, пока не падали, обессиленные.
Служанка подсматривала за мной:
— У вас от нее разболелась голова, мисс?
— Не только голова, но и все тело.
Я прошла мимо вещей, которые Эйлин оставила на кушетке.
— Возьмите их, — велела я, — и отдайте кому-нибудь, избавьтесь от них, только бы я их не видела.
Она с жадностью на них набросилась, и они тут же исчезли.
Теперь все кончено, сказала я себе. Все сделано. Порвана связующая нить. Не осталось ничего такого, из-за чего нам стоило пойти к ним или они бы пришли к нам. Ничего, кроме нашей собственной глупости.
Ах, какого же мы оба сваляли дурака!..
Несколько дней спустя я нашла его в машине, поджидающим меня у двери. Через сколько именно дней, много ли, мало ли, — не знаю. Достаточно, я полагаю, чтобы бороться, чтобы выстоять против такой беды. Через восемь, десять, двенадцать, а может, и через две недели.
Что он дожидается меня, поняла сразу. Прежде всего, он сидел рядом с водительским сиденьем, а не за «баранкой». И еще: когда я вышла, смотрел на дверь.
Мне захотелось узнать, почему он с таким нетерпением смотрит, как я выхожу и спускаюсь по ступенькам.
Я подошла к машине и остановилась.
Отец не стал ходить вокруг да около.
— Джин, — вдруг объявил он, — я еду туда. — «Туда» не требовало пояснений. Я сразу догадалась, куда именно. — Хочешь поехать со мной?
— Нас же лишили единственного предлога. Тебе известно, Эйлин вернула мои вещи.
— Да, конечно. Но, Джин, мы же люди. Я еду туда без какого-либо предлога, у меня его просто нет.
— Всего лишь… всего лишь праздное любопытство? Ради того только, чтобы еще раз испытать его? — На мгновение я даже почувствовала разочарование. А разочаровывалась я в нем всего два-три раза в жизни.
— Ну, у меня есть весьма основательная деловая причина, — продолжал он.
— Выходит, предлог у тебя все-таки есть…
— Это не одно и то же. Я не хочу обманывать сам себя. Если бы я отправился к нему по какой-то пустяковой причине, в которую и сам бы не верил, тогда мог бы сказать, что пользуюсь предлогом. Но я еду к нему по делу, которое жизненно важно для меня, и не использую его в качестве предлога. Это причина, которая в данном случае важна для меня, а не для него. Не знаю, улавливаешь ли ты мою мысль.
— Кажется, понимаю, что ты имеешь в виду, — нахмурилась я и тут же грустно добавила: — Но ты таки идешь к нему.
— Джин, у меня голова пошла кругом, я в тупике. Не знаю, что еще можно сделать. Не знаю, к кому еще можно обратиться.
— Мне показалось, за обедом ты нервничал.
— Это продолжается уже несколько дней.
Я открыла дверцу машины.
— Ладно, отвезу тебя туда, — согласилась я.
— Если не хочешь, тебе вовсе не обязательно ехать туда со мной.
— Да, не хочу ехать туда, — отчеканила я, садясь в машину. — Но с тобой готова мчаться куда угодно. Раз ты решил, что тебе необходимо туда, — прекрасно: я хочу поехать с тобой. — Захлопнув дверцу, повернула ключ зажигания. — Но учти: после того как сходишь к нему сейчас, будет гораздо труднее не ходить туда, чем было после прошлого раза.
— Знаю, Джин, — подавленно признал он, — знаю.
Мы проехали немного.
— Уж не акции ли опять, а?
— Нет, это был бы дешевый трюк. — Некоторое время он молчал, но когда мы уже подъезжали к дому, спросил: — Тебе известно, что на побережье была забастовка?
— Да.
— У меня есть партия шелка-сырца, которая стоит много тысяч долларов; она уже несколько месяцев проторчала в Гонолулу. Не могу разгрузить ее во Фриско; один человек на Островах предложил мне продать ее по цене, значительно ниже первоначальной. Ситуация такова: либо бери, что дают, либо потеряешь все.
