— Обойдите вокруг стола, — запинаясь, сказал Рид. — Сядьте рядом со мной.
Они поставили свои стулья рядом с ним.
— Но ведь в таком случае вся противоположная сторона оказывается удивительно голой, — не имея в виду ничего плохого, возразил Шон.
— Передо мной стол, — просто ответил Рид.
— Так уютней, — поддержала она. — После основного блюда уже неважно, где вы сидите. — Она обняла отца за плечи. Шон поднял руку и тоже обнял его.
— Ну вот, голова к голове, вот так, — продолжала она. — Кто-нибудь знает какие-нибудь анекдоты? Самое время для хороших анекдотов. И не обязательно, чтобы они были чистыми, можно прибегнуть к помощи эвфемизмов.
— Я знаю один про фараона, — вспомнил Шон, — он чистый, а вот хорош ли, не мне судить.
Она потянулась к пачке сигарет, которую он положил перед ними, со словами:
— Терпеть не могу женщин, которые приходят на обед без своих сигарет.
Шон рассказал анекдот. Он оказался не слишком веселым, зато намерение его было добрым. Джин долго смеялась, выражая свое одобрение.
— А теперь вы.
Она рассказала свой, слишком уж тонкий и умный.
Лицо у Шона совершенно не изменилось.
— Не понял.
— Он хочет, чтобы я снова повторила это слово, — запротестовала она. — Enceinte.[7] Ну, вы удовлетворены?
— По запаху?[8] Но что же она имела в виду, говоря это? Тут невольно на память приходят чистокровные гончие…
Отчаявшись, Джин хлопнула его по руке:
— Как-нибудь в ближайшем будущем нам с вами, милый мой, предстоит долгий разговор. Я вижу, есть много такого, о чем вам никто никогда не говорил.
— Только когда речь заходит о французском, — парировал он.
Она встала и оскорбительно щелкнула у него перед носом пальцами. Шон откинул голову, сделав вид, что испугался.
Джин принесла на подносе чашечки с кофе:
— Кофе с коньяком. Хотите увидеть синее пламя? Дайте спичку, покажу.
Он самым неподдельным образом поразился, поскольку, очевидно, никогда прежде не видел горящий cafe-cognacs.
— Но как же его пить? — невинно спросил он.
Она засмеялась:
— Вот такой вы мне нравитесь. Мужчины должны быть немножко простаками. Боже, терпеть не могу умников. Сначала задуйте пламя, cheri.[9] Давайте послушаем музыку! — воскликнула она, властно постучав по столу. — Хочу танцевать! Поставьте что-нибудь в той комнате на пианолу.
Сначала до них донеслась музыка, потом вернулся он. Дверь не распахнул настежь, а оставил лишь слегка приоткрытой, чтобы было слышно музыку.
Она встала и протянула руки:
— Идемте! Потанцуйте со мной.
Рид встревоженно повернулся бочком на стуле, чтобы по-прежнему видеть их.
— Не слишком далеко, — прошептал он, умоляюще глядя на нее.
— Мы здесь, у тебя за спиной, — пообещала она. — Прямо за твоим стулом. Потопчемся на одном месте, как в тесном ночном клубе.
Шон покачивался, словно не зная, когда начинать.
— Что это? — спросил он.
Она прислушалась к ритму:
— Танго. Вы даже не заметили, что поставили. Пошли, я покажу вам, как его танцевать. — Она слегка его встряхнула, от рук и выше. — Ну же. Ведите! Вы что, к месту приросли?
Он притянул ее к себе:
— А что теперь?
— Теперь разожмите руку, вытяните ее. Вот так. Двигайтесь вперед по косой. Ну вот, у вас получается.
— Но ведь так вы окажетесь у стены.
Она закатила глаза к потолку:
— Послушайте, мы же танцуем, а не осматриваем зал. Поверните и идите в другую сторону.
— А куда же девать руки? — спросил он, бросив на них взгляд.
— Они сами потянутся за вами.
Назальный тенор в соседней комнате затянул припев.
— О-о. — Она резко остановилась, как будто что-то было не то, и легонько оттолкнула его от себя. — Быстренько пойдите и смените пластинку, — тихо шепнула она. — Испанские слова могут подействовать на него. Мы оба говорим по-испански.
— Да что в ней такого, в этой песне?
— «Adios Muchachos».[10] Прощальная песня.
Он поспешно вышел. Джин с любовью прижала к себе голову отца, постаравшись при этом закрыть ему уши.
Музыка смолкла. Потом снова зазвучало что-то в более живом темпе. Шон вернулся, отдуваясь.
Они снова сели, по обеим сторонам от Рида. На сей раз стали подпевать. Первой запела она, Шон присоединился к ней, пусть и не очень уверенным голосом.
— Давай и ты подпевай.
Она опять обняла Рида за плечи, и все трое образовали интимную тесную группу.
Похожие на пергамент губы Рида тоже наконец зашевелились, запинаясь, он стал повторять за ними слова.
Их головы сблизились. Свободной рукой Джин дирижировала, а Шон отбивал такт вилкой по ножке бокала.
Сейчас они были ближе к успеху, чем на протяжении всего вечера. Вместо отсутствующей улыбки на губах у Рида появилась торжествующая гримаса младенца, который чувствует, что сотворил нечто в высшей степени похвальное в глазах безумно любящих его взрослых.
Улыбаясь, он, казалось, обо всем позабыл. Шампанское, музыка, хорошее настроение славной девушки…
— Я тоже хочу танцевать! — сказал он вдруг. — Я хочу танцевать с моей маленькой девочкой.
Она бросила на Шона победный взгляд, не помня себя от радости вскочила на ноги.
— Вот сейчас мы им покажем, как это делается. Эти молодые люди слишком медлительны.
Они начали медленно, неуверенно, шатким полукругом.
— Как в былые дни, дорогой? — ворковала она ему на ухо. — Как в Риме, как в…
Шон, оставшийся за столом, стал было прикуривать сигарету, его лицо одобрительно светилось. Но вдруг замер, сигарета выпала у него изо рта.
С ними что-то случилось! Рид как-то весь обмяк, его тело стало сползать вниз, несмотря на все ее попытки удержать его.
Леденящий душу шепот зазвучал громче живой безжалостной музыки:
— Джин, я умру. Умру…
Шон вскочил из-за стола, чтобы помочь ей, и один из бокалов с шампанским перевернулся.
Рид уже опустился на колени, как будто медленно отдаваясь смерти. Он все еще прижимался к Джин, а она, широко раскрыв глаза, не сводила с него взгляда.
Их поза очень напоминала распятие.
Шон увидел, как ее губы зашевелились, и скорее понял, нежели на самом деле услышал, что они
