Девушка побледнела. Она вопросительно посмотрела на отца.
— Ну, кто хочет, чтобы его спустили?! — заорал Слим. — Найдется такой?
— Делай то, что он сказал, — решил глава семьи.
Девушка встала, опустила застежку молнии и сняла платье. Она так дрожала, что с трудом удерживалась на ногах.
— Бросьте его мне! — приказал Слим. Он на лету поймал платье. — А теперь сидите спокойно, поняли?
Пятясь, он достиг двери, толчком ноги распахнул ее и исчез в ночи.
Когда он положил платье на колени мисс Блэндиш, та вздрогнула.
— Это для тебя. — Он поставил блюдо на сиденье и отъехал. — Надень его. Мне противно видеть тебя в костюме этого подонка.
Проехав около двух километров, он остановил машину. Внимательно посмотрел назад, но не заметил никакого преследования.
— Ну, теперь можно и пожрать! Это блюдо пахнет очень вкусно.
Своими грязными пальцами он оторвал кусок говядины и стал с жадностью поглощать его. Мисс Блэндиш отодвинулась от него подальше.
— Давай ешь — это вкусно.
— Нет.
Он пожал плечами и продолжал насыщать свой желудок. В пять минут покончив с едой, выбросил пустое блюдо через окно машины.
— Теперь немного лучше. — Он вытер жирные пальцы о свои брюки. — Надень-ка это платье!
— Я не хочу!
— Делай то, что я говорю тебе! — заорал Слим.
Он смотрел, как она сбросила с себя одежду Роко и натянула платье. Девушка вся дрожала.
Слим с беспокойством наблюдал за ней. Он догадывался, что с ней происходило. В тюрьме он достаточно повидал наркоманов, которых лишили их обычной порции наркотиков. Если бы только он мог посоветоваться с Мамашей! Она бы подсказала ему, что делать. Потом ужасная мысль пронзила его: а что с Мамашей? Сумела ли она спастись? Или ее схватили в клубе? Он всегда считал, что никто не сможет одержать над ней верх.
Проселочная дорога влилась в оживленную магистраль. Вскоре он подъехал к небольшой станции обслуживания, в начале другой проселочной дороги. Сначала он направил машину по ней и, остановившись, через заднее стекло внимательно осмотрел станцию. В освещенной конторе служащий читал газету. На станции должен был быть телефон. Ему хотелось хоть что-нибудь ушать о матери. Кому позвонить? Почему-то вспомнил Пете Космоса.
— Я пойду позвоню по телефону, — сказал он мисс Блэндиш. — Подожди меня здесь… Поняла?
Она даже не пошевелилась и страшно дрожала. Слим понял, что в таком состоянии она не сможет даже просто держаться на ногах.
Он вылез из машины, вытащил свой револьвер и направился к станции. Служащий, крупный, широкоплечий парень, поднял голову, когда Слим вошел. Когда он разглядел Слима, на лице его отразились удивление и беспокойство. Он встал.
— Мне нужно позвонить по телефону, — обратился к нему Слим.
— Пожалуйста, — кивнул парень. — А заправляться будете?
— Нет… только позвоню. — Слим подошел к столу. — Идите погуляйте, дружок!
Служащий вышел из-за стола и стал прогуливаться возле колонок. Он то и дело переводил взгляд со Слима, который наблюдал за ним через окно, на темную дорогу: надеялся, что подъедет хоть какая-нибудь машина.
Слиму понадобилось несколько минут, чтобы найти в справочнике номер телефона «Космос- клуба».
К телефону подошел сам Пете.
— Это Гриссон, Пете. Поскорее расскажите мне, что произошло в клубе.
— Катастрофа, — ответил Пете, который едва пришел в себя, услышав голос Слима. — Они захватили Эдди. Потом была страшная стрельба в клубе. Уоппи, Флина и Дока спустили во время перестрелки.
— А что с Мамашей?
— Она мертва, Слим. Я тоже огорчен, старина. Но ты можешь гордиться ею. Она спустила восьмерых фликов, прежде чем ее убили. Дралась, как мужчина.
К горлу Слима подкатил комок. Колени затряслись. Он выпустил трубку, и та упала с громким стуком.
Мамаша мертва! Он не мог поверить в это! Он почувствовал себя покинутым, беззащитным, загнанным в ловушку…
Слим пришел в себя, только услышав приближение мотоцикла, и посмотрел в окно. Полицейский замедлил ход и направил мотоцикл прямо к «бьюику». Слим бросился к двери. Полицейский остановился перед «бьюиком», слез с мотоцикла и подошел к машине. Слим вытащил револьвер.
Увидев это, парень со станции громко крикнул что-то полицейскому, предостерегая его. Тот выпрямился и огляделся вокруг, но было уже поздно. Слим прицелился и нажал курок. В тишине ночи выстрел прозвучал оглушительно громко. Полицейский покатился по земле, увлекая за собой мотоцикл.
Слим повернулся к парню, но тот уже исчез. После секундного раздумья Слим побежал к «бьюику». Он влез в машину как раз в тот момент, когда мисс Блэндиш собиралась выйти из нее. Слим втащил ее обратно.
— Спокойно! — заорал он. Голос дрожал от злости. Слим погнал машину по проселочной дороге в ту сторону, где начинались леса.
Служащий станции выбрался из своего укрытия, подбежал к полицейскому, нагнулся над ним, потом круто повернулся, бегом бросился в контору и схватил телефонную трубку.
Бренер и Феннер разглядывали карту местности в зале связи, в комиссариате, когда один из агентов обратился к комиссару:
— Вас просит мистер Блэндиш, капитан.
У Бренера вырвался жест нетерпения.
— Я займусь им, — сказал Феннер.
Он последовал за агентом, который привел его в зал ожидания.
Джон Блэндиш стоял у окна и смотрел на освещенный город. Услышав шаги, он обернулся.
— Мне передали ваше послание. — Голос его был резким — он рубил фразы. — Что происходит?
— Мы почти уверены, что ваша дочь жива, — Феннер подошел к нему. — Ее три месяца прятали в «Парадиз-клубе». Мы проникли в клуб меньше часа тому назад и нашли доказательства, подтверждающие это.
— Тогда где же она?
— Гриссон заставил ее выйти из клуба как раз перед атакой. Она была одета в мужской костюм. Немного позже нам сообщили, что Гриссон напал на одну ферму и увез оттуда женское платье. После этого его следы затерялись, но мы знаем, в каком направлении его надо искать… Теперь он не сможет ускользнуть от нас. Все дороги перекрыты. Как только наступит утро, будем искать его с помощью вертолетов. Это только вопрос времени.
Блэндиш снова отвернулся к окну.
— Живая… после всего… когда прошло столько времени… — бормотал он. — Я предпочел бы, ради нее самой, чтобы она была мертва.
Феннер ничего не ответил.
— Вы хотели что-то еще сказать мне? — Феннер колебался. — Не скрывайте от меня ничего, — настаивал Блэндиш твердо.
