В тот самый момент, когда ноги готовы были своим последним шагом его раздавить, внезапно вспыхнул ослепительный свет, и Таунсенд проснулся.
Он медленно приходил в себя. И вдруг вспомнил, откуда взялась эта страшная живая картина. Пара ног на подставке в будке чистильщика обуви. Их образ застрял в подсознании и так страшно проявился сегодня ночью. Он слышал о подобном: могут присниться вещи, почему-либо оставшиеся в памяти, — и не сразу, а спустя дни или недели. А может, этот кошмар безжалостного ночного преследования — знамение? Может, ищейки рыщут по его следу все это время?
Или это предвестие того, что они уже где-то поблизости? Крадутся в ночи по соседней улице, все ближе и ближе? Шаг за шагом, шаг за шагом, пока он беспомощно корчится от страха в постели?
Таунсенд взял со столика сигарету, ночью всегда лежавшую наготове, и чиркнул спичкой. Пламя выхватило лицо Вирджинии на соседней кровати. На секунду высветился золотистый овал и снова утонул во мраке. Сквозь тьму до него доносилось ее тихое, мерное дыхание. Слава Богу, подумалось ему, что хоть один из них может мирно спать этой ночью. Три года были для нее сплошной бессонницей, пока он… Где он спал все это время? Как он спал, что ему снилось? Теперь пришла его очередь ночных бдений, а Вирджиния заслужила покой.
С ночного неба на него через окно смотрела яркая звезда, и в ее мерцании чудилось что-то насмешливое и враждебное.
Он загасил сигарету, улегся, но тут же повернулся на другой бок. Кошмар прогнал сон. Фрэнк еще раз повернулся, и еще раз, и еще. Ложился и так и эдак, но сон не шел.
Наконец он почувствовал, что лежать невмоготу, и, кроме того, снова захотелось курить. Он сел и на ощупь отыскал шлепанцы. У него не было халата, поэтому он натянул штаны, направился к двери, бесшумно открыл ее и так же бесшумно притворил за собой. Оказавшись в соседней комнате, зажег настольную лампу — чтобы не споткнуться обо что-нибудь и не разбудить Вирджинию — и принялся мерить комнату шагами.
«Сколько еще это будет продолжаться? — спрашивал он себя. — Что мне делать? Все равно рано или поздно придется что-то предпринять. Но я не могу…»
Он остановился возле окна и выглянул наружу.
Внезапно сигарета выпала у него изо рта.
Он отскочил к стене и мгновенно выключил свет. Затем осторожно приблизился к окну, прижимаясь к стене, и оттуда выглянул на улицу, устремив взгляд на нечто, как ему только что показалось, странное.
Напротив стоял человек и разглядывал окна их квартиры. Он стоял в стенной нише, и тень скрывала его фигуру. Не было ли это оптическим обманом? Закругленный край тени образует контур, сверху похожий на плечо стоящего человека, а ниже воспроизводит форму бедра.
Пока Фрэнк напряженно вглядывался, в нише произошло легкое движение, и силуэт изменил форму. Округлые плечи и бедра вдались вглубь и слились с абсолютной чернотой, которой и следует быть в этом месте, но которой секунду назад точно не было.
Но можно ли считать, что глаза обманули Фрэнка и мираж он принял за реальность, если видение исчезло? Ведь если бы фигура только привиделась, видение осталось бы на месте.
Нужно бежать отсюда. Нужно бежать отсюда как можно скорее. Его последнее убежище раскрыто.
Фрэнк подошел на цыпочках к входной двери и прислушался. Откуда-то донеслась приглушенная невнятная речь, словно влюбленный пастушок прощался со своей пастушкой и никак не мог с ней расстаться. Но Таунсенд знал, что это вовсе не влюбленный пастушок. Это не любовный лепет, это насилие, это ненависть, а может, даже смерть.
Таунсенд обернулся и взглянул на дверь спальни, за которой находилась та, кого он любил больше всего в жизни. «Нужно вызволять ее отсюда, — в смятении размышлял он. — Не хочу впутывать ее в это дело. Не хочу, чтобы все происходило перед ее глазами. Пусть случится что угодно, но не при ней».
Он вбежал в спальню, склонился над лежащей Вирджинией и нащупал ее плечо, перетянутое бретелькой. Мягко сжал плечо и потряс, стараясь не испугать жену.
— Вирджиния, ты слышишь меня? Не пугайся. — Она села на постели. До него донесся слабый запах ее волос. — Нам нужно уходить. Прямо сейчас. Нет, не зажигай свет; возможно, за нами наблюдают, они могут увидеть нас через заднее окно.
Она уже стояла на ногах, шелковая тень рядом с ним.
— Они? Кто «они»?
— Вот твое пальто, бери. Надевай туфли на босу ногу. У нас нет времени…
— Постой. — В ее голосе звучали слезы. — Не пугай меня.
Он нащупал губами ее губы и поцеловал.
— Ты меня любишь?
— Как ты можешь спрашивать? — раздался ее испуганный шепот.
— Тогда доверься мне и делай так, как я говорю. Не задавай вопросов. Я и сам не знаю ответов. Только знаю, что поступаю правильно. Готова? Пошли.
Он снова подошел к входной двери, таща за собой Вирджинию с растрепанными волосами, с припухшим от сна лицом, запрятанным в лисий воротник.
Стояла напряженная тишина. Такая напряженная, что казалось, вот-вот прогремит взрыв.
— Боюсь, нам не удастся улизнуть этим путем… — прошептал он ей в ухо.
Внезапно тишина и вправду взорвалась грохотом, будто у них под носом прозвучала очередь холостых выстрелов. В дверь стучали не кулаком, а чем-то более весомым. Дверь сотрясалась от ударов, готовая вот-вот рухнуть. Закачалась лампочка под потолком, зазвенела посуда на столе. Штурм двери напоминал настоящее землетрясение. Это было насилие в самой страшной форме. Это была катастрофа. Это был конец.
Слишком поздно. Вирджиния окажется в самом средоточии ужаса. Перед ней развернется драма, свидетелем которой не должен, ни в коем случае не должен быть человек, которого по-настоящему любишь.
Вирджиния в ужасе прижалась к мужу. После тяжелого, прерывистого вздоха она с трудом вымолвила:
— Кто… Что это?
— Это то, чего я хотел избежать, — с горечью ответил он.
Насилие родило ответное насилие. Он схватил за ножку деревянный стул и в гневе замахнулся, готовый нанести удар ломившимся в дверь гостям.
— Хотели заставить тебя страдать? Пусть только войдут!
— Нет, Фрэнк, нет! — крикнула она, схватив его за руку выше локтя и уцепившись другой рукой за стул. — Не надо этого! Ради меня, Фрэнк!
Взглянув в ее искаженное страхом лицо, он увидел, что его ярость сильнее напугала Вирджинию, чем неистовство нападающих. Ее страх перевернул в нем душу, осадил ослепляющий гнев. Пусть все провалится в преисподнюю, но сейчас его единственная забота — вывести ее отсюда в безопасное место.
Обняв Вирджинию за плечи и прикрывая всем своим телом, он отвел ее от двери. Словно пара неопытных танцоров, полуобнявшись, они метались в поисках несуществующего запасного выхода. Три шага к окнам на улицу — и рывок назад; три шага к окнам спальни, выходящим во двор, — и снова назад, пока до них не донеслось тяжелое и звучное шарканье подошв по цементному полу.
— Должен быть какой-то способ выбраться. Должен быть…
На лице у Фрэнка появилось страдальческое выражение, словно он уже оплакивал Вирджинию, но он не плакал.
Три шага в сторону кухни… На этот раз он не остановился, а всего лишь на миг задержался и продолжал идти: его осенило. Он быстро открыл деревянную заслонку, похожую на дверцу буфета и прикрывавшую проход к кухонному лифту.
— Ты, кажется, говорила, что у нашего и соседнего здания общий подвал. Я попробую вывести тебя через него.
