своих регенераторов. — И действительно, воздух в кабине был прохладен и свеж — Нет, — отвёл мысль о катастрофе Ник Лов. — Регенераторы воздуха работают. Значит, корабль или, по крайней мере, данный его отсек, сохранили жизнеспособность и потому ни о какой глобальной катастрофе оснований думать нет».
Логичность этой мысли успокоила Ник Лова. Если все эти важнейшие системы действуют, значит, условия для поддержания жизни существуют, и потому жизнь на корабле продолжается.
«A если так, то дело не столь уж плохо, хотя полагаться надо только на себя! Что ж, проверим, на что ты способен, космонавт Ник Лов?».
Он встал со стула у пульта и, бросив взгляд на часы, показывавшие, что после его выхода из гондолы прошло более двух часов, уже не держась ни за что, перешёл к шкафам. Открыв дверцу с номером два и также разорвав внутреннюю герметизацию, Ник Лов увидел полный набор разнообразной одежды, начиная от белья и кончая несколькими комбинезонами разных цветов. В верхней части шкафа лежал ряд коробок, на одной из которых были нарисованы ножницы. Достав её, Ник Лов действительно извлёк из неё ножницы, мыльную пасту и бритву с лезвиями. Вынув ножницы и подойдя к зеркалу, Ник Лов взялся левой рукой за свою бороду. Ему на секунду стало даже жалко, что такой уникальный волосяной покров не запечатлён на плёнке, но, вспомнив о неработающих автоматах, подумал, что это, пожалуй, одно из наименее печальных следствий отказа их работы.
Улыбнувшись своему отражению, ещё раз проведя рукой по бороде, Ник Лов решительно начал резать её. Пряди волос падали на пол, и перед зеркалом обнажалось тело Ник Лова. Борода оказалась обрезанной не ровно, но Ник Лов не обращал на это никакого внимания, так же обрезал и волосы. Затем взбил пасту, намылил бороду и начал бриться.
Покончив с бритьем, Ник Лон внимательно взглянул в зеркало. Рельефность мускулатуры, которой ранее Ник Лов гордился, была затушёвана, кости плеч и таза выпирали, подтянутый живот переходил в широко расходящуюся грудную клетку, на которой чётко вырисовывались торчащие из-под кожи рёбра.
— Да, малость отощал, — громко сказал Ник Лов и вздрогнул, впервые после столь долгого перерыва услышав звук человеческого голоса. И хоть это был его собственный голос, нарушение тишины было так заметно, что Ник Лов ещё несколько мгновений прислушивался, не вызвал ли его голос резонанса и не отзовётся ли на него какой-нибудь из каналов связи. Но всё было тихо. Ник Лов шагнул и стал на площадку весов, вделанных в пол, рядом с круглым окошечком, в которой показались цифры истинного веса: 63 килограмма «Совсем мало для моего роста», — подумал снова Ник Лов о своей худобе, и тут ему опять захотелось есть.
Однако прежде чем поесть, он выбрал в шкафу нижнее белье, сделанное в виде единой оболочки, которую он на себя натянул, надел синий комбинезон и обулся в легкие и не скользящие по пластику туфли. После этого Ник Лов позволил себе выпить ещё один пакет со сладкой питательной жидкостью.
Дальнейшие сорок восемь часов Ник Лов провёл, строго придерживаясь программы. Каждые два часа физические упражнения по нарастающей сложности и приём пищи; каждые четыре часа сон. В определённой последовательности приём тонизирующих и витаминизированных препаратов. Регулярное питание из запасов пищи в шкафчиках, разложенных в порядке нарастающей калорийности, позволили Ник Лову к концу вторых суток увеличить свой вес почти на три килограмма. Пружинный станок для физических упражнений стал показывать и нарастание мускульной силы.
— Терпенье и труд все перетрут, — нарочито серьёзно повторял Ник Лов афоризмы из первого учебника своих детских лет, растягивая руками пружины, тренирующие бицепсы, брюшной пресс, и вертя, для развития ног, велосипедные педали, нагруженные гидравлической муфтой, которая позволяла создавать регулируемое противодействие. «Ещё немного труда — и я стану человеком. Ведь стала же от этого, как говорят, человеком обезьяна», — теперь уже посмеивался Ник Лов, с ещё большей энергией налегая на пружины и чувствуя, как постепенно возвращаются к нему силы, как со всё большим аппетитом он поглощает содержимое пакетов и тюбиков из шкафа с запасами питания.
Но всё это время мысли о его странном одиночестве, о громадном интервале времени, неодолимой стеной отделившей его от прошлого, не оставляли Ник Лова. И самой затаённой мыслью, которую он гнал от себя, что бы не расслабиться, не раскиснуть, была горечь и боль оттого, что он теперь уже никогда не увидит Вер Ли!
И несправедливость случившегося, и обидное сознание своей беспомощности заставляли Ник Лова напрягать волю, чтобы загнать эти печальные мысли в самые дальние уголки сознания.
— На третьи сутки я смогу попытаться выйти из кабины, — отвлекал себя от томительных мыслей Ник Лов. — Хотя почему же попытаться? Вот она, дверь, вот замки. Стоит отомкнуть их, как дверь откроется и я смогу выйти. Выйти? — И Ник Лов опять останавливал свои рассуждения, ибо вопрос о том, куда он попадёт, выйдя из маленькой скорлупки своей кабины, пока не имел никакого определённого ответа.
И тем не менее, проснувшись в начале третьих суток, умывшись и проделав обычную серию разминочных упражнений, Ник Лов взял очередной питательный пакет и, всасывая его содержимое, подошёл к двери. Не прекращая еды, он начал внимательно рассматривать замки и способ их отпирания. И хоть ничего сложного в этом не было и открытие двери требовало самых простых действии, Ник Лов продолжал стоять, обдумывая возможные последствия.
— Собственно, долго размышлять нечего, — вслух произнёс Ник Лов, как это он часто делал в последнее время, чтобы приучить себя к звуку человеческой речи. — Я всё равно открою эту дверь, что бы мне это ни сулило!
И Ник Лов погладил правой рукой замок, который он той же рукой повернул для запирания двери более чем двести лет назад. «А может быть, там, в коридоре, куда выходит эта дверь, нет воздуха? — опять стал пытать себя Ник Лов. — Нет атмосферы! Космический вакуум! Ну что ж, — тут же давая себе ответ, подумал Ник Лов. — Тогда у меня ничего не выйдет с её открытием: дверь-то открывается внутрь кабины, где давление нормальное. Оно прижмёт дверь с огромной силой, и я должен буду кончить свою жизнь в этом помещении».
Ник Лов отшвырнул рукой питательный пакет в угол, где скопилась их уже порядочная куча, и решительно взялся за ручку замка. Быстро повернув её, он потянул дверь на себя. Никакого сопротивления она не оказала, между стеной и дверью появилась щель. Свиста воздуха в щели также не было слышно, давления по обе стороны были равны, и потому Ник Лов потянул дверь сильнее.
И здесь раздался первый посторонний звук, который Ник Лов услышал впервые за много часов в абсолютной тишине, окружавшей его до сих пор. Звук, напоминавший треньканье лопнувшей струны, тихий, но звонкий и очень чёткий. Ник Лов перестал тянуть дверь, и звук более не повторился. Тогда Ник Лов снова потянул дверь и снова услышал такой же звук. Толкнув дверь от себя, Ник Лов опять услышал два треньканья.
Теперь Ник Лов более смело потянул дверь, услышал два треньканья, затем третье и далее тонкий, растянутый и какой-то металлический звук, имеющий явное сходство с плохой записью человеческого голоса.
«Длинь, длинь, длинь, — пауза, — Ни-и-к Лов!» — произносила дверь при открывании, и Ник Лов отбросил сомнении в том, кому принадлежит этот голос: Вер Ли, конечно, Вер Ли, хотя и весьма искажённый.
— Ли! — почти закричал Ник Лов, — Что же дальше, Ли? — Ник Лов снова несколько раз открыл и закрыл дверь, пока не убедился, что ничего более не записано и что звук исходит снизу, оттуда, где нижняя петля двери. Совершенно не думая уже о том, что он свершает тот шаг, к которому долго готовился, Ник Лов перескочил через порог и, придерживая рукой тяжелую металлическую дверь, несколько раз закрыл и открыл её.
В коридоре было полутемно, но место, из которого исходил звук, Ник Лов определил теперь точно: это действительно была нижняя петля. Ещё ничего не видя, Ник Лов, нагнувшись, притронулся к петле рукою и ощутил маленькую металлическую пластинку, вибрация которой и создавала звук. И хотя света в коридоре было недостаточно, гораздо меньше, чем в кабине, Ник Лов скорее сообразил, чем увидел, что осмысленность звука связана с тем, что кончик металлической пластинки, выполняющей роль мембраны, скребёт по бороздке записи воспроизводя имя Ник Лова.
«В чём дело? Почему такую странную систему записи избрала Вер Ли? — подумал Ник Лов. — Почему?».
Но ответ уже зародился в подсознании Ник Лова, постепенно проясняясь в виде отчётливой мысли. В
