– Нет! – отвечал Йоши. – Сукенага опытный солдат. Он поступает разумно. Если бы вы командовали его войсками, разве вы бросились бы форсировать реку в самое жаркое время дня… и к тому же, после трудного перехода? Нет! Он считает, что мы находимся в западне, прижатые к высоким отвесным скалам. Он понимает, что нам некуда деться. Сукенага дождется, пока солнце опустится, а его люди достаточно освежатся и отдохнут. Тогда он пойдет в атаку по всем правилам военного искусства.
– А если он поступит по-другому?
– Мы должны оставаться на своих местах. Имаи, всегда находившийся рядом с Кисо, сердито вмешался в разговор:
– А я думаю, мы должны переправиться через реку и застать солдат Сукенаги врасплох прежде, чем они наберутся сил. Зачем позволять им готовиться к бою? Ударим первыми. Способ посланника Йоритомо хорош только для трусов.
Йоши не мог позволить себе рассердиться. Предстоящий бой был первой возможностью оценить Кисо и его воинов. Кисо, несмотря на самодурство, все же прислушивается к разумным советам и, что еще ценнее, следует им. Горец не нравился Йоши как человек, но он признавал, что он отличный солдат. Если армия Кисо выиграет битву, Йоши даст о ее военачальнике отличный отзыв. В то же время вызывающий тон Имаи еще раз напомнил мастеру боя, что новый путь, который он избрал, труднее пути меча. Меч прост и прям. С клинком в руке Йоши не приходилось думать, он действовал. Нынешний путь тернист и тяжел. Йоши зачастую ощущал, что у него не хватает силы следовать по нему. Доколе он сможет еще сносить оскорбления? Наверное, до того момента, пока гордость его не взбунтуется и не опрокинет принципы. Гордость диктует: возьми клинок, убей Имаи, убей Кисо! Он может это сделать. Но потом ему придется сражаться с Тедзукой, затем с Дзиро, дальше с Таро, и кровопролитие кончится лишь тогда, когда он и Нами заплатят жизнями за глупую горячность. А поручение императора не будет выполнено.
Йоши проглотил горький ком и ответил:
– Имаи, ваше нетерпение ведет вас к преисподнюю Эмме-О. Применять расчет не значит быть трусом. Лобовой удар не всегда самый лучший, гибкость подчас важнее силы. Вы испытываете мое терпение, но я стараюсь не замечать этого.
– Не смей меня учить, ты, тайровский ублюдок! – рявкнул Имаи. – Найди себе меч, или я зарублю тебя на месте, все равно, вооружен ты или нет!..
Кисо удержал молочного брата.
– Когда настанет время сводить счеты, я сам сделаю это, – увещевающе проговорил он и добавил уже официально: – Мы выработали план сражения на Совете. Давайте сосредоточимся на нем!
Солнце быстро опускалось. Близился час собаки. Самая жаркая часть дня кончилась. Легкий ветерок шевелил ветки сосен, за которыми укрывалась армия Дзо-Сукенаги. Лягушки затянули свои песни по берегам Зино низкими грудными голосами.
Река Хино была похожа на полосу блестящей ткани примерно двадцати метров шириной. В ее покрытой рябью воде отражались редкие силуэты деревьев. Запах вражеских костров доносился с противоположного берега до замершей в ожидании сигнала армии. Дзо-Сукенага тронул коня и выехал на открытое место в сопровождении знаменосца и трех командиров. Поднявшись на стременах, он произнес слова официального вызова:
– Я, Этидзен-но-Самми Дзо-Сукенага, князь Эти-го, ханван имперских армий Тайра Мунемори, верен делу рода Тайра и императору Антоку и потому вызываю любого, кто слышит мой голос, – поодиночке или всех вместе. Есть ли среди вас самурай достаточно храбрый, чтобы сразиться с моим лучшим бойцом?
Сукенага опустился в седло и подал знак одному из офицеров выпустить церемониальную жужжащую стрелу, формально открывавшую бой.
Среди палаток, жавшихся к подножию скалы, кто-то задвигался, показались пять самураев в доспехах.
Солнце, бьющее в глаза, мешало князю видеть вражеский лагерь. Это неудобство беспокоило его. Лагерь был подозрительно тих – ни суеты, ни криков, ни топота солдат. Вместо всего этого Сукенага различал только силуэты палаток, развевающиеся знамена и приближающихся к берегу пятерых самураев. Главный из врагов громовым голосом прокричал:
– Имаи-но-Широ Канехира мое имя. Я молочный брат Кисо Йошинаки, дьявола среди воинов. Все провинции империи знают мое имя и боятся его, поэтому высылайте своего лучшего бойца, если осмелитесь.
С этими словами он выпустил боевую стрелу, целясь в знаменосца Сукенаги. Она, свистя, перелетела через водную гладь и прошла совсем близко от цели.
– Нужен доброволец! – крикнул Сукенага.
И тут же три офицера, толкнув пятками лошадей, подъехали к нему.
Сукенага выбрал одного из них, молодого – не старше девятнадцати лет, с гладкой кожей и ясными глазами. Назначенный единоборец пришпорил коня и въехал в реку. Конь и всадник сразу же оказались по шею в холодной воде, но быстро выплыли и поднялись на противоположный берег. Командир гибким движением прыгнул с коня, поднял меч и двинулся к Имаи.
Тот положил лук на землю, выхватил из ножен свой клинок и выслушал вызов молодого противника.
– Я Икава-но-Токохаши, сын князя области Ига, офицер в войске императора. Хотя мне всего лишь девятнадцать лет, я сражался с узурпаторами Минамото и наносил им поражения в трех походах.
Имаи прыгнул вперед, орудуя мечом с такой скоростью, что мерцающая сталь образовала вокруг него размытую алую завесу. Свет гаснущего солнца отскакивал от его клинка. Имаи был напорист и решителен, но бой складывался далеко не с его односторонним преимуществом. Токохаши помогала молодость, его оборона чуть ли не превосходила атаку Имаи. И первым пролил кровь врага самурай Сукенаги.
Имаи, не веря своим глазам, смотрел на кровь, красное пятно, расплывавшееся у края его наплечной пластины. Замешательство длилось сотую долю секунду, потом соратник Кисо пришел в бешенство и стал яростно наседать на противника. Его атака была слишком мощной и непрерывной, чтобы ей можно было противостоять. Токохаши не сумел защититься от удара «водяное колесо», и первая схватка Этидзенской битвы закончилась: молодой офицер покатился по земле, держась за разрубленный живот.
Имаи одним прыжком оказался возле врага, схватил его за волосы и перерезал ему горло. Брызнувшая фонтаном кровь залила лицо и доспехи Имаи так, что они обагрились.
С момента начала поединка прошло меньше двух минут.
Сердце Дзо-Сукенаги сжалось: Токохаши был одним из его любимцев. Его смерть была дурным предзнаменованием. Но сожалеть было некогда. Князь поднял меч и опустил его, подавая сигнал к общей атаке.
Конники Сукенаги выдвинулись из-за сосен, бешеным галопом промчались к воде и по сорок всадников в ряд съехали в реку. Пришпоривая коней, они стремились навстречу солнцу, наклоняясь в седлах и скашивая глаза, чтобы разглядеть врага. Лошади стали спотыкаться на коварных выступах каменистого русла. Они скользили и падали, бесцеремонно сбрасывая седоков, поднимали со дна грязь и мутили воду. Река была довольно мелкой, так что большинство упавших самураев встали на ноги и, шатаясь, двинулись за теми, кто скакал впереди.
Мокрые лошади бродили по северо-восточному берегу, а их незадачливые седоки в это время вытряхивали воду из доспехов и оглядывались по сторонам, ища противника. Солдаты Сукенаги были дисциплинированны. Форсировав поток, они быстро построились в ряды и беспечно поскакали к видневшимся вдали лагерным кострам. За первой группой нападения следовали другие. Отряды кавалерии мешались в воде, сталкиваясь друг с другом. В шуме и толчее очень немногие из нападавших заметили, как из-за колючих кустов бесшумно поднялись лучники.
Воздух наполнился гудением стрел, несущихся навстречу атакующей массе. В несколько секунд авангард армии Сукенаги был уничтожен, а в это время все новые волны всадников перекатывались через мелкую реку. Смертоносный дождь из стрел не прекращался, тени за кустами снова и снова натягивали луки.
В сумерках ханван Дзо-Сукенага первым добрался до вражеского лагеря. Его конь ступал по телам имперских солдат. Только тут полководец, словно громом оглушенный, осознал весь размах устроенной ему ловушки, ощутил всю горечь позорного поражения. Отсюда для него не было возврата.
