по полу вместе с орущим от ужаса попугаем. Она сильно ударилась о ножку стула, дверка распахнулась, попугай, хлопая крыльями, выскочил наружу и запутался в занавесках.
В тот же миг фокусник бросился к нему. Удирая от него, попугай стремительно пробежал по полу и забился в щель между двумя тяжелыми сундуками.
Мей Фэн кинулась туда — она увидела кошку, припавшую к земле для прыжка и не сводившую глаз с сундуков. Ее лапы напряженно сжались, а хвост выбивал по полу ритмичную воинственную дробь. Слышалось басовитое глухое урчание.
Фокусник одним прыжком оказался рядом с кошкой, но та успела проскользнуть в щель. Раздались пронзительные птичьи крики. Фокусник выхватил птицу, кошка большими прыжками убралась восвояси. Мей Фэн взглянула на попугая и вскрикнула. Чудесные зеленые перья были залиты кровью, голова безжизненно повисла.
— Ну как он? Как?
— Пока не знаю.
Фокусник нежно гладил птицу и осматривал ее так и эдак. Надавил пальцем на живот. Послышался клекот. Фокусник поднял глаза и улыбнулся.
— Жив. Благодарение богу! Он жив.
— А перья? Смотри, все разодраны.
В это время, судорожно озираясь по сторонам, вбежал режиссер. За ним следом — вся труппа. И Руби Хо — она с насмешливым торжеством смотрела на фокусника, — и певица, и жонглер в трико. Беременная жена хозяина что-то бормотала себе под нос. Явился и господин Чао с друзьями. Он подошел прямо к Мей Фэн, и его рука скользнула под полотенце, прикрывавшее ее плечи. Господин Чао нарушил молчание:
— В чем дело? Этот тип приставал к тебе? Признайся! Слизняк! Он будет иметь дело со мной!
Мей Фэн поразилась жестокости в его голосе. Она сбросила его руку с плеча и подошла к фокуснику.
Фокусник, не обращая ни на кого внимания, поглаживал живот попугая.
Режиссер, тощий чахоточный человек, визгливо закричал:
— Что здесь происходит, в конце концов? Что за грохот?
Фокусник снял очки и протер их.
— Ровным счетом ничего. Просто попугай решил глотнуть свободы и чудом остался цел. Вот и все.
— Тогда что за шум? Я тебя спрашиваю! Ты забыл, где находишься? Я тебя спрашиваю! Ты что, задумал разорить всех нас? Ведешь себя как в собственном доме! Не знаешь, что это сцена? Моя сцена!
— Да знаю, знаю… Скажи «четыре»! Скажи «четыре»!
Фокусник повернулся ко всем спиной и стал совать согнутый палец через решетку клетки. Это вконец взбесило режиссера. Он опять заорал на фокусника, тем самым показывая всем свою значительность:
— Слушай, ты! Здесь я хозяин! Пока что ты у меня служишь! Попридержи язык здесь! Я хозяин!
— Знаю, знаю. Скажи «четыре»! Скажи «четыре»!
Господин Чао, раздраженный поведением Мей Фэн, решил вмешаться:
— Ваш фокусник, по-моему, большой наглец. Надо бы его проучить как следует.
Фокусник снял очки и медленно двинулся к кучке людей. Угроз господина Чао он не испугался. Его голос задрожал от скрытого бешенства:
— О, наш высокий гость все еще с нами?! И, как всегда, поучает! Да, он дает нам уроки! Как делать деньги на черном рынке, как покупать хорошеньких девочек… Не успеет он открыть рот — и мы уже слышим его поучения. Он такой важный, все должны бояться его, низко кланяться! Надутый пузырь! Вот-вот лопнет от важности!
Господин Чао в ярости замахнулся на фокусника.
Тот сделал едва уловимый жест — и в поднятой руке господина Чао вдруг возник портсигар. Крышка распахнулась, и посыпались сигареты. Господин Чао оторопел. Одна сигарета попала ему в рукав, и он, извиваясь, старался ее вытряхнуть. Это было настолько потешно, что все захохотали. Даже приятели, которые звали его прочь, и те не могли сдержать улыбку.
Фокусник вернулся к клетке, согнулся над ней и как ни в чем не бывало стал опять уговаривать попугая сказать «четыре».
Режиссер злобно сверкал глазами. Уходя с господином Чао, он погрозил пальцем фокуснику.
— Не волнуйтесь, он заплатит за оскорбление! Завтра же я его уволю. Вот увидите! Завтра же!
Толпа разбрелась. Мей Фэн стояла у кулис, готовая к выходу.
Режиссер дал сигнал, осветитель притушил огни, оркестр грянул. И вот она на сцене!
Выбегая на сцену, она успела посмотреть по сторонам. Господин Чао прислонился к щиту декорации и, пыхтя сигаретой, следил за ней взглядом. Фокусник качал головой, и глаза его за очками были печальны.
Мей Фэн словно вошла в иной мир. Прожектор выхватил ее из темноты и заключил в прозрачный белый шар. Публика в темном зале шуршала, как шелк. Мей Фэн возникла на сцене в полной тишине, потом послышалась музыка, тихая и нежная, как дыхание волны. Она быстро пошла вперед, кланяясь и улыбаясь. Взяла два маленьких блюдца — в каждом из них горела тоненькая свечка.
Осторожно поставила блюдца на ладони и начала свой танец.
Наконец-то она одна! Танцуя, она думала о фокуснике. Как странно он себя вел… Даже сквозь музыку ей слышался его мягкий голос. «Скажи „четыре“! Четыре!» Она плавно двигала руками по кругу — и пламя свечей дрожало. Она улыбалась. Свет прожекторов резал глаза. Она сделала поворот. Блюдца в ее руках медленно кружились, свечи стояли прямо, и язычки их пламени вытянулись в неподвижном жарком воздухе. Серебристо-черный мотылек неожиданно выпорхнул из темноты и затрепетал крылышками перед огнем. Крошечный, почти невидимый. Пламя свечей едва заметно вздрагивало, как будто кто-то дул на него. Мотылек исчез.
Постепенно музыка менялась, и Мей Фэн танцевала быстрее и быстрее. Помост еле различимой полосой тянулся в глубину зала. Как дорога к неведомому. Она приближалась к нему, но какая-то сила влекла ее назад. Поток незнакомых ощущений обрушился на нее. Безысходность и одиночество. Сомнение шевельнулось в ней. Захотелось убежать, но яркий свет прожекторов сковывал волю. Громкая музыка усилила беспокойство, и она нетвердыми шагами двинулась в сторону зала.
Она ступила на помост, и мгновенно все фонари — розы и лотосы — по его краям ожили и бросили в пространство красные, желтые, зеленые огни.
Слева и справа от нее ряды публики поднимались плавными волнами. Но различить она могла только сидящих у самого помоста. Они безмолвно смотрели на нее застывшими глазами. Ни проблеска радости, ни намека на веселье не было в их лицах. Они смотрели и смотрели. Неподвижно.
Тихо. Так много мужчин. Так много лиц. Ряды, ряды, надвигающиеся, сплошные, словно камни в безбрежной пустыне.
Дряхлый старик с седой головой и отвислыми трясущимися щеками назойливо пялился на нее.
— Мей Фэн, иди сюда! Сюда!
Кто-то звал ее из зала.
Она посмотрела через плечо. Господин Чао. Каким-то образом он успел занять место у помоста и теперь размахивал тлеющей сигаретой в нескольких футах от нее. Она покачала головой.
Она дошла уже до последних рядов и, танцуя, медленно двигалась назад, к сцене, когда старик внезапно вскочил с места и судорожно вцепился в сверкающие ленты у ее талии. Мей Фэн испуганно отшатнулась. Как безобразно он выглядел в жалком и тщетном порыве, со своими толстыми пальцами. Мужчины, сидящие рядом, загоготали, подпрыгивая в креслах. Словно подбадриваемый общим смехом, господин Чао с криком влез на помост. Он был пьян. Приятели старались стащить его вниз, а он все орал: «Я хочу ее! Я ее хочу!» Казалось, отовсюду к ней тянутся руки, тянутся, чтобы хватать, гладить, душить.
Вдруг до нее дошло, что ей надо улыбаться этим чужим, этим странным мужчинам и добиваться аплодисментов. Ноги ее уже не могли больше грациозно ступать. Она застыла как вкопанная с блюдцами в руках прямо посреди помоста, с трудом подавляя рыдания. Это вызвало взрыв дикого хохота. Хохот этот не
