вместе с другими бродягами, которые живут остатками приношений мертвым.
…Солнце било по его шляпе из поддельного фетра, а он медленно крутил педали. Так же, с трудом передвигаясь, тащился на своем велосипеде пенджабец-молочник, попавшийся ему по пути, так же его собственные далекие предки тянулись на своих повозках с деревянными колесами по неезженым дорогам долины Хуанхэ. Пот пропитал его рубашку, градом катился по ногам в парусиновые туфли, изношенные и лопнувшие по швам. Варикозные вены толщиной в палец выступили на ногах — обезображенный рисунок, оставленный трудом и тяготами жизни. Этим сине-багровым рекам хорошо было под солнцем, но когда он к ночи доползал до кровати, как они болели, ох, как болели…
С ревом пронесся спортивный автомобиль, плюясь из выхлопной трубы; на заднем сиденье прижалась друг к другу молодая пара — совсем как на телерекламе. Один раз его чуть не сбил автомобиль, когда он на своем велосипеде переезжал улицу; музыкальный сигнал, наверно, развлекал сидевших в автомобиле, потому что они смеялись.
Вечером он съел две миски овсяной каши в закусочной на Серангун-роуд, и вместе с маринованными овощами за десять центов и свиными потрохами за двадцать это обошлось ему в пятьдесят центов. Позади за столиком хлюпал овсянкой конторский служащий с галстуком и в темных очках — должно быть, опаздывал на сеанс в соседний кинотеатр. И впрямь скверные времена настали, подумал он, если и чиновники вынуждены есть в такой харчевне. Все так боятся, что их выгонят с работы, а туда же — берут напрокат телевизоры с девятнадцатидюймовым экраном. Вон у Чаней на крыше антенна, и у других соседей тоже — скоро один он останется без телевизора. Да, но зато он может заказать себе чашку кофе и пару сигарет и посмотреть телевизор в воскресенье вечером в закусочной. С хозяином они друзья, так что уж это-то у него всегда будет. Ведь есть и такие, которые только смотрят телевизор и вообще ничего не заказывают.
Скоро, раздумывал он, дочка пойдет в девятый класс, потом станет учительницей, жалко только, что сын не такой — она-то вон часами сидит, занимается. Выйдет она замуж и заведет своих детей, и я буду дедом… к тому времени мне будет за пятьдесят… хорошо это, когда тебе пятьдесят, а ты уже дед…
КЭТРИН ЛИМ
Избранница
перевод В. Нестерова
Раньше я знала многих из них — сейчас их стало гораздо меньше, — старух в обветшалых черных кофтах с длинными рукавами и широких брюках. Они терпеливо сидели за маленькими деревянными подставками, на которых размещался их незамысловатый товар — баночки со сладостями, пачки сушеного имбиря и слив, рассыпанные сигареты, по пять-шесть штук в жестяной банке. И конечно, неизменная дымящаяся курительная палочка, воткнутая в жестянку перед скудным товаром, — напоминание богам, чтобы они хорошо относились к старым женщинам и помогали им в торговле. Старухи сидели за своими подставками в стороне от проходов в магазины и дома, и люди, которые торопились делать покупки или стремились по своим делам, чаще всего их обходили. Эти женщины постепенно замкнулись в отдельном убогом мирке себе подобных. Лишь изредка их замечали: торопливый прохожий перехватывал у них сигарету или прибегал ребенок за конфетой или сушеными сливами. Но обычно о них не вспоминали в безжалостной толкотне городской жизни — кто в наше время станет смотреть на жалкие старушечьи товары, когда существуют современные магазины, где можно купить все что угодно!
Итак, она сидела в ожидании весь день, усталая и заброшенная. В большом внутреннем кармане ее кофты не было тех монеток, которыми она мечтала его заполнить. Она находилась в том возрасте, когда глаза всегда на мокром месте, она плакала оттого, что сладости и мелкое печенье становились мягкими и липкими и никто не хотел их покупать. Она воткнула в жестянку курительную палочку подлиннее, ее губы горестно зашевелились в молитве, умоляя великую богиню Гуаньинь пожалеть старую, одинокую в этом мире шестидесятилетнюю женщину. Она никогда не была замужем, у нее не было детей, которые заботились бы о ней в старости, а после ее смерти за нее некому будет помолиться.
Смерть казалась ей самым желанным выходом из нищеты и горечи. «О милосерднейшая богиня Гуаньинь, приди и возьми меня с собой на небеса».
Ее молитва была услышана. На следующую ночь она увидела во сне, как богиня Гуаньинь — до чего же она прекрасна — медленно спустилась к ней с небес. Гуаньинь сказала: «Дочь моя, твоя молитва услышана. Ты чистая душа. Готовься! На седьмой день я за тобой приду. На небесах ты станешь одной из четырнадцати моих служанок».
Когда старуха проснулась, на глазах у нее еще блестели слезы радости. Живо вспомнив свой сон во всех подробностях, она снова заплакала. И принялась готовиться к встрече с богиней, которая обещала через семь дней прийти. Прежде всего она отправилась в храм, чтобы очиститься, и возложила на алтарь фрукты и цветы. Затем она заглянула в жестяную банку из-под печенья, которую всегда держала при себе, подсчитала бумажки и монеты и поняла, что на покупку гроба ей хватит. Гроб поставили вертикально, прислонив к стене дома, в котором она делила комнату с другими старухами. Это сделали для того, чтобы ее тело в гробу устремлялось к небесам.
Слух о событии распространился очень быстро — сначала в доме, затем по соседству и наконец, с помощью жадной до новостей прессы, по всей стране. Писали: у женщины шестидесяти лет по имени Чоу А Сам было видение всемилостивейшей богини Гуаньинь, богиня обещала женщине в определенный день прийти и взять ее на небеса. Гроб готов, женщина сидит около него день и ночь, готовая ко встрече со смертью.
Приходили толпы людей — молодые из циничного любопытства, старые из желания увидеть трогательное примирение со смертью. Но непоколебимая вера женщины в подлинность ее сновидения заставила толпу благоговейно смолкнуть: даже молодые сорванцы в модной одежде, с татуированными руками глазели молча. На месте постоянно дежурили два репортера, очень довольные необычностью случая. Они делали заметки и фотографии. Но старая женщина сидела молча, бесстрастно, как будто вокруг никого не было, — она просто ждала, ждала первых знаков прихода богини Гуаньинь.
Остался всего один день, и она наконец будет свободна и счастлива. Напряжение росло — люди с богатым воображением спрашивали: будет ли тело Чоу А Сам поднято богиней на небеса у всех на глазах? В долгожданный день телефоны в редакциях не умолкали — публика с нетерпением спрашивала: скончалась ли старуха?
Она не умерла и вечером этого дня заплакала от разочарования, горько жалуясь, что богиня Гуаньинь не смогла сдержать своего обещания из-за грязных людей, осквернивших место, где стоял гроб и сидела старуха. Чоу А Сам умоляла оставить ее одну, дать ей возможность спокойно умереть.
Затем возникла новая сенсация. Нечто необычное произошло в тот самый день, когда должна была явиться богиня Гуаньинь. На маленьком пустыре за домом неожиданно расцвело какое-то причудливое растение. Одни утверждали, будто цветок величиной с человеческую голову, другие — что он распространял чудесное благоухание. Конечно, никто не проявил интереса ни к ботаническому названию цветка, которое было помещено в газетах (молодой энергичный репортер быстро провел это исследование), ни к сообщению, что это редкий тропический цветок из Южной Америки, что он редко цветет и, когда это случается, лепестки его становятся светло-багряными, а сам цветок принимает форму луковицы и т. д. Всех гораздо больше интересовало другое: старая женщина утверждала, будто цветок послан с небес в знак того, что богиня Гуаньинь приказала ей остаться на земле и вершить добро. Добрые дела старухи были немедленно замечены, описаны, новость эта разошлась и вызвала лихорадочное возбуждение и удивление. Силой богини Гуаньинь чудеса творила Чоу А Сам! Она врачевала больных — одна женщина заявила, что почувствовала себя гораздо лучше после того, как выпила воды, в которую Чоу А Сам всыпала пепел от сожженного листка бумаги с написанной на нем молитвой. Над другой женщиной Чоу А Сам прочитала молитву, и та заявила, что совершенно излечилась.
Люди валили толпами. Чоу А Сам сидела скрестив ноги перед алтарем богини Гуаньинь, в окружении многочисленных курительных палочек. Перед ней стояла ржавая жестянка из-под печенья, в которой благодарные верующие могли оставить знаки своего уважения. Жестянка наполнялась довольно быстро.
