Взглянув на окно, он медленно произнес:
— Во время учения в университете ты жил у дяди. Верно ведь?
— Верно.
— А сейчас живешь один?
— Да.
— Почему?
— Простите, вы о чем?
— Почему ты оставил дом дяди и стал жить один?
— Я окончил университет. Было неудобно обременять его далее.
— Это правда? А не в том ли дело, что дядя на тебя рассердился?
— Отнюдь нет.
— Рад это слышать. Вопрос, кстати, весьма щекотливый. Прошу прощения. Смотри на меня, как на родного отца… А земля, которая есть у вас в деревне, записана на отца или же на мать?
— Я уже объяснил вам, что мы не очень богаты. У нас лишь маленький участок. Отец обрабатывает землю своими руками, и, думаю, она записана на его имя.
— А я полагаю, что на имя твоей матери.
— Может быть, но я в этом мало смыслю. Я не жил в деревне и не занимался хозяйством.
— Равно, как и я, но я все же знаю, что дважды два — четыре. А почему ты не жил в Каире у кого- либо из родичей с отцовской стороны?
Я молча крутил пустой стакан на подносе. Потом вдруг опомнился, оставил стакан в покое и тихо спросил:
— По-вашему, это важно?
— Гораздо важней, чем ты думаешь.
— В таком случае я скажу вам, что отец в ссоре со своими братьями.
— Возможно, это больше, чем ссора. Возможно, это полный разрыв. А причины тебе известны?
— По-моему, ссора вышла из-за наследства.
Он рассмеялся.
— Из-за наследства? Ну нет, наследство тут ни при чем. Я верю, что ты многого не знаешь. Эта ссора, как ты ее называешь, возникла еще до твоего рождения, и твой отец наверняка не рассказывал тебе о ней. Но сейчас я прошу тебя быть со мной откровенным. Все это останется между нами. Ты хочешь жениться на моей дочери, и я вправе знать всю правду.
— Но я же не лгу.
— Да, ты не солгал. Но теперь скажи мне, почему твой дядя по материнской линии развелся со своей женой?
— А по-вашему…
— Прошу отвечать правду.
— Верьте слову. Клянусь, я не знаю причины. Дядя не любил говорить на эту тему. Думаю, дело в том, что у них не было детей.
— Но ведь он прожил с ней десять лет, хотя детей и не было!
— Да.
— И он не женился вторично после того, как развелся с ней. Ведь так?
— Так.
— Тогда в чем дело?
— Вероятно, причина другая.
Он вдруг наклонился ко мне и схватил меня за руку. Я вздрогнул, а он, почти касаясь лицом моего лица, зашептал:
— Стало быть, ты не знаешь, что он… он… Говорят, будто у жены твоего дяди была с тобой любовная связь.
— Это ложь!
— Пожалуйста, не кричи. Я же не сказал, что это правда, я сказал: так говорят…
— Кто говорит? Это ложь… презренная ложь. Тот, кто сказал такое, — гнусный лжец.
— Так говорят твои родичи со стороны матери.
— Это они вам сказали?
— Ясное дело, нет. Но я разузнал. Не спрашивай, каким способом. Но почему они говорят это?
— Я понятия не имел, что они такое говорили.
— Ты ходишь к своему дяде?
— Изредка.
— А он у тебя бывает? Впрочем, это неважно. Ну а ездил ли твой дядя в деревню после развода?
— Не знаю, я позабыл.
— Между тем он каждый год ездил в деревню в отпуск и останавливался у вас, у своего брата.
— Да…
— Давно ли он приезжал последний раз?
— Кажется… три года назад. За год до того, как я окончил университет.
— Так выходит, перед самым разводом. А после этого не был там ни разу.
Я растерянно осведомился, почему.
Он громко засмеялся, обнажив белые, сверкающие, крепкие, один к одному зубы, и, все еще смеясь, сказал:
— Это мне… мне следует задать этот вопрос.
Я молча уставился на картину с гондолой, висевшую над его головой. Теперь я различал ее несколько смутно. А когда я ощупал свой лоб, оказалось, что он покрылся испариной. Я хотел расстегнуть воротничок, но не мог справиться с тугими пуговицами и вынужден был лишь слегка распустить галстук. А собеседник мой снова сделался серьезен и сказал, привстав с места:
— Пожалуй, лучше открыть жалюзи.
Я сделал умоляющий жест.
— Пожалуйста, не надо. Сейчас для меня важнее всего знать, к какому практическому выводу вы пришли.
— По-моему, это ясно.
— Вы хотите, чтобы я отказался от сватовства, и поэтому рассказываете мне эти… эти сплетни?
С каменным лицом он переспросил:
— Какие такие сплетни?
— Эту нелепую историю о жене моего дяди.
Он снова наклонился ко мне и прошептал:
— Виноват… Но вопрос этот необходимо выяснить до конца. Ты из ас-Саида. Из арабов ас-Саида. Тебе лучше моего известны традиции.
— Какие традиции? Пожалуйста, говорите прямо. Незачем ходить вокруг да около.
— Да простит тебя Аллах. Насколько мне известно, твой дядя, брат твоего отца, единственный из всей семьи сохранил хорошие отношения с твоим отцом. Не так ли?
— Да, это так.
— Разумеется, в силу родственных чувств. Вся семья порвала с твоим отцом, потому что он промотал наследство на… ну, скажем, на удовольствия. Все порвали с ним, кроме дяди. А он готов был пренебречь негодованием других родственников и продолжал видеться с твоим отцом. Но он не мог пренебречь угрозой убить его.
Я рассмеялся, закинув голову назад. Взгляд мой упал на весла гондольеров, торчащие, как копья. А он продолжал, повысив голос:
— Мне неизвестно, действительно ли ты не знал этого или же только притворяешься. Но все они пошли к нему, к твоему дяде, и сказали, что еще могли кое-как стерпеть бесчинства твоего отца, но, как они выразились, такого позора, то есть связи его жены с тобой, они не потерпят. Так что либо он с ней разведется, либо они убьют и его и тебя.
