Мы с трудом поспевали за ним. Разгневанный Гитхуа едва не припустился бегом. Держась грязных проулков, он вскоре привел нас к большим воротам, обитым листами гофрированного железа. Гитхуа распахнул их, и мы оказались на просторном дворе, где штабелями были сложены мешки с древесным углем. Сторож в синем комбинезоне поднялся с табурета и засеменил к нам. Гитхуа подвел нас к одному штабелю, и — откуда ни возьмись — в его руке блеснул нож.
— Значит, не верите? — задиристо спросил он. Мы молча глядели на него. Лезвие ножа, распоров мешковину, обнажило засохшие ветки какого-то растения, напоминающего папоротник. — Что же, по- вашему, это? Бханг или не бханг?
— Ваша правда, мистер Гитхуа, — сконфуженно улыбнулся я, а самого меня переполняла радость. — Извините, что сомневался, но, сами знаете, бизнес… Сейчас мы отправимся в гостиницу к нашему европейцу, возьмем у него деньги и условимся о доставке.
— Теперь-то вы мне верите?
— Конечно, мистер Гитхуа. — Я сделал ударение на слове мистер, это было явно ему по душе.
— То-то же. Пошли. Я свое слово сдержал. Надеюсь, и вы меня не подведете. Если бы за вас не поручился наш общий друг, я бы и разговаривать с вами не стал. Он мне вас рекомендовал. Обманете — вам же хуже!
Меня его эмоции не интересовали. Он занимался этим бизнесом из страсти к наживе, прекрасно зная, что его товар в конечном счете попадет в руки к юнцам. Если ему нет дела до них, то и мне нет дела до него, тем более что я выполняю свой прямой долг.
Я повез его в управление. Инспектор Мбуви сел на заднее сиденье и приглядывал за Гитхуа. Я время от времени вскидывал глаза к зеркальцу над лобовым стеклом — взгляд Гитхуа был то спокойным, то панически подозрительным, то гневным. Когда мы приехали, он молча поплелся наверх, в мой кабинет.
Я уселся на один из трех стульев, второй занял инспектор Мбуви. Сержант остался стоять. Гитхуа гадал, можно ли ему сесть, я не торопился прийти ему на помощь. Его взгляд пугливо метался по комнате. Поняв наконец, что я тут главный, он устремил на меня полные мольбы глаза, а затем потупился.
— Гитхуа! — произнес я негромко. Он вскинул голову, боясь вымолвить слово, и снова опустил глаза.
— Значит, твое имя Гитхуа, не так ли?
— Да, — ответил он со стоическим спокойствием.
— Что же сразу не отозвался, или не слышал?
— Слышал.
— Так почему молчал?
— Не знал, что сказать, сэр.
— Так я и поверил! Садись, Гитхуа, и слушай, что я тебе скажу.
Я указал ему на свободный стул рядом с собой. Мы оказались с ним бок о бок, я почти касался его. Мне хотелось, чтобы ему стало не по себе от моего взгляда. Я закурил сигарету, отметив про себя, что он нервничает. Сержант достал блокнот и приготовился вести протокол допроса.
— Начнем с твоего удостоверения личности, — сказал я.
Он передал мне документ, и я переписал в записную книжку номер и другие подробности.
— Скажи-ка, приятель, — продолжал я, — знаешь ли ты, почему ты здесь?
— Да, — едва слышно ответил Гитхуа, — вы считаете, что я торгую бхангом. Но вы устроили мне ловушку. Я могу все начисто отрицать. Как вы докажете, что те мешки на складе принадлежат мне?
— Ну что ты, Гитхуа, — сказал я дружелюбно, — никто тебя ни в чем не подозревает.
— Правда, сэр?
— Ни я, ни инспектор, ни сержант не предъявляли тебе никаких обвинений. Верно, сержант?
— Так точно, сэр.
— Вот видишь. — Я медленно кивнул. — Повторяю, мы твои друзья. На самом деле так оно и есть. Веришь ты мне?
Он смутился: все его беды начались с того, что он показал нам мешки с травкой, но мы об этом ни единым словом не обмолвились.
— Итак, мы друзья?
— Друзья, — промямлил он.
— Вот и хорошо. Ведь тебя пока и пальцем никто не тронул. — Он уловил довольно прозрачный намек, и в его глазах зажегся огонек страха. — Мы друзья и потому хотим избавить тебя от ненужных неприятностей. Ведь друзья должны помогать друг другу.
Я улыбнулся. Его зрачки бегали, он пытался не увязнуть в сети каверзных вопросов, но мои заверения в дружбе вселили в него проблеск надежды.
— Однако мы не сможем тебе помочь, пока ты не скажешь всей правды, верно?
— Верно.
— Отлично. — Я обрадованно потер ладони. — Расскажи нам все, что тебе известно про торговлю бхангом. Ты меня понял?
— Понял, — сказал он после недолгих колебаний. Не без оснований подозревая, что это очередная ловушка, он предпринял отчаянную попытку спасти положение: — Что с того, что вы нашли бханг? Надо еще доказать, что я имею к нему отношение.
Я щелкнул пальцами, и сержант достал из кармана магнитофонную кассету, на которой был записан весь наш разговор в кафе и затем на угольном складе.
— Узнаешь свой голос, дружище? Запись такая чистая, что судья ни в чем не усомнится. К тому же мы покажем ему фотографии склада.
— Господи! Так вы еще в кафе включили магнитофон? — В его глазах был ужас. — Что вам от меня надо?
— Все про торговлю бхангом, и без вранья. Начни с поставщиков.
— А что со мной будет, когда я вам все выложу?
— Не надо торговаться. Если я увижу, что ты сказал правду, тогда… я не стану сразу заводить на тебя дело. Все зависит от твоей готовности сотрудничать с нами — сейчас и в будущем.
Он глядел на меня с мольбой, постепенно осознавая, что у него нет выбора. Сокрушенно потупившись, он начал давать показания, я едва успевал за ним записывать. Когда он добрался до конца, я велел ему повторить все с самого начала. Если бы он что-то сочинил, то при повторении обязательно бы сбился. Но этого не случилось, и я увидел на его лице признаки облегчения. Он вверил свою судьбу мне и господу, хотя, может быть, и не в таком порядке. Показания были срочно отпечатаны на машинке по всей форме, и я зачитал их ему:
'Пол: мужской. Возраст: около сорока. Расовая принадлежность: африканец. Род занятий: мелкий предприниматель, документально не доказано. Национальность: кениец. Адрес: Кавангваре. Телефона нет.
Я, нижеподписавшийся, родился в Муранге, в Локации № 11 и наречен Джозефом Сэмюэлем Гитхуа. Мой отец, Гитхуа Гичохи, жив и по сей день. Мать, Нжери Гатхони, умерла. В 1946 году меня записали в начальную школу в Тхике, я проучился только четыре года. Стал помогать отцу, батрачившему на ферме, ее хозяином был европеец, потом мыл посуду в заведении мистера Пателя в Тхике. После отмены чрезвычайного положения я переехал в Найвашу, там женился, потом в Накуру занялся торговлей древесиной. В 1964 году, когда мое дело в Рифт-Вэлли лопнуло, переехал в Найроби и до 1969 года безуспешно искал работу. Отчаявшись найти место, занялся мелким предпринимательством.
От друзей я услышал, что можно неплохо заработать на торговле бхангом (каннабис сатива), сбывая его заморским туристам. Я начал заниматься этим в 1973 году, однако разбогатеть не удалось — мне перепадали только мелкие сделки. С 1974 по 1975 год я жил в Момбасе, где дела у меня пошли лучше — в Малинди и Ламу приезжает много иностранных туристов. Однако влажный климат мне вреден, и я вернулся в Найроби. Меня научили сплавлять бханг молодым людям, чем я и промышлял до ареста.
Мои поставщики: мистер Олиеч из Кисуму, мистер Онсонго из Кисии и мистер Вамбуа из Ятты. Я хорошо их знаю и сумею опознать. Бханг привозят мне на грузовиках, доставляющих в столицу древесный уголь. Таким образом удается преодолевать полицейские кордоны на шоссе.
