распорядок дня, как у всех. Взяток не берет по причине боязни, а не из-за врожденной порядочности.
«Не худший из нас. Но и не лучший, – подумал Арсений. – Но на отказ в возбуждении дела его так просто не купишь».
Дальше он с удивлением обнаружил в деле несколько расчерченных в клетку листков, судя по внешнему виду – из школьной тетрадки. Неровные, иногда не раз перечеркнутые строчки, с маловразумительными комментариями на полях, оказались стихами.
Арсений с удивлением перевернул лист. На другой стороне расплывалась казенная печать Центра судмедэкспертиз, чуть ниже кто-то приписал от руки: «Приложение 1 к заключению графологической экспертизы номер 1332 от 21 февраля 2005 года».
Следующая страница, подписанная «Приложение 2», была густо исчеркана с обеих сторон. Неровные стихотворные строчки наползали друг на друга, съезжали в сторону, буквы разного размера, клонились словно пьяные, то вправо, то влево. Складывалось такое впечатление, что человек, написавший их, был сам изрядно навеселе.
Или дрожал от страха.
Всего листков со стихами было семь. К последнему кто-то прикрепил степлером узкую полоску бумаги, гласившую, что «обнаруженные рядом с телом погибшего гражданина Шаллека Лина Мартовича письменные документы отправлены на графологическую экспертизу с целью установления авторства».
Заключение из Центра судмедэкспертиз почти не оставило сомнений.
Странные мысли одолевали поэта: «Я отправляюсь в дальние края…», «…выпил его до дна», «отлеталось и отпелось…», «…и конец пути уж близок». Невеселые. Не пахнет ли тут суицидом?
Акт судебно-медицинского освидетельствования был краток:
Дальше шла длиннющая фраза на латыни – наименование заболевания – и сокращенная выписка:
«Все логично», – подумал Арсению, и тут же с изумлением обнаружил еще один акт, датированный тремя днями позже.
«Надо же! С чего это ему столько внимания? – удивился Арсений про себя. – Вроде бы не парламентарий и не таможенный чин какой-нибудь. Да, конечно, в имперские времена его имя гремело на всю страну, но сейчас его никто и не вспоминает».
Что такого нашли патологоанатомы, раз потребовалось повторная экспертиза?
Сколько он знал судебных медиков, все они были циниками. Сплошь и рядом. Причем циниками с железными желудками, способными дожевывать бутерброд рядом со вскрытым трупом.
Любая профессия накладывает свой отпечаток. Арсений вспомнил один случай, произошедший года два назад с одним из его стажеров. Молодой выпускник юридического ВУЗа заметил как-то во время выезда «на труп», что медэксперт курит одну сигарету за другой. В смысле – подряд, без всяких пауз. И поинтересовался: не боится ли тот умереть от рака легких. Услышав такое, судмед пригласил стажера поприсутствовать при вскрытии.
Подобное испытание считается в среде стажеров своего рода «пропиской», подтверждением твердости характера и смелости. Неизвестно откуда пошла эта традиция, говорят, ей лет сто пятьдесят, не меньше. На самом деле, никакой стальной воли, чтобы просто находиться рядом с экспертом, выполняющим жуткую для непосвященных, но такую необходимую в ряде случаев работу, не требуется. Бывает, двухметровые студенты полицейской академии хлопаются в обморок через полторы минуты, а субтильные девочки из медвузов – спокойно подают инструменты. Нужно просто отвлечься от размышлений о бренности человеческого существования, и отнестись ко всему происходящему, как к обыденной работе, маленькому штришку в едином процессе установления истины. И все.
Так вот, судмедэксперт, затащивший гордого стажера в «разделочную», как называют прозекторскую в узком кругу, показал два вскрытых трупа. Все, как положено: грудина разрезана, черепная коробка откинута, внутренности разложены на специальном столике. Обычная морговская картина. Прямо-таки «Предчувствие гражданской войны».
То, что великий Дали видел в своей жизни трупы, Арсений не сомневался. Но довелось ли ему наблюдать человека, попавшего на стол к патологоанатому – вот в чем вопрос… Такие картины позволили бы художнику найти новые отражения его фантазий…
