А если и выходить – то лучше не смотреть по сторонам, не замечать очевидного. Привычно нырять в автобусное нутро, полчаса езды до офиса, стол, компьютер, звонки, деловые бумаги, немыслимые ноги шефовой секретарши.
Но в стране около миллиона бездомных подростков, что вынуждены продавать себя ойкуменским туристам ради куска хлеба, и почти легально действует центр по усыновлению детей, которых на самом деле вывозят в западные орган-банки, как доноров.
Место самого мелкого клерка в Таможенной службе стоит как однокомнатная квартира. Но желающие платить находятся почти всегда, потому что знают: деньги вернутся сторицей.
Банды в открытую бродят по улицам, ощущая себя хозяевами жизни. Они пока еще не трогают простых граждан… если не считать, конечно, досадных случайностей, вроде истории с Круковским. Пока не трогают. Но что будет, если Империя достроит, наконец, нефтеналивной терминал и проложит газопровод по дну Проливов. Что тогда?
«Господи, неужели все это правда? Вот так просто, от горстки людей зависит равновесие мира. Вот удивился бы тот ойкуменский политик, старая лиса, который сказал, что никогда, мол, в истории столь много людей не были столь многим обязаны столь немногим. Как оказалось, такое случается в истории сплошь и рядом».
Сивур продолжал что-то говорить. Арсений прислушался:
– Если еще не произошло, значит, кто-то из наших успел передать свой дар перед смертью. Скорее всего, Богдан. Ведь он погиб последним, понимал, что вслед за Шаллеком и Алиной смерть настигнет и его, а потому – передал силу.
– Подумайте, Марк, с кем Богдан общался, кроме вас четверых, может, он кого-то упоминал?
– К нему часто заходили студенты из высшего медицинского, ну, из преподавателей он тоже многих знал. В конце прошлого года он много говорил о какой-то аспирантке, даже думал одно время, что она – Носитель, но потом, через пару месяцев, узнал, что она преспокойно отправила в дом престарелых любимую бабушку, у которой жила в детстве. Помню, он очень расстроился.
– Когда это было?
– Я же говорю: в конце прошлого года, зимой, как раз после пожара в доме у Алины…
– Что?! Какого пожара?
– Обыкновенного. Квартира у нее чуть не сгорела, хорошо пожарные вовремя подоспели. Потушили, а потом говорят: наркоманы, мол, дверь подожгли, думали, если кто дома есть, переполошится – откроет, а они его – хрясь по голове! Но Алина не поверила. Да и Богдан с ней согласился. Так что с первого раза им убить ее не удалось.
Арсений почти физически ощутил, как паранойя Марка захватывает и его.
– Господи, кому «им»?!
– Если б знать… Алину они все-таки убили. Но пока все еще не разрушилось окончательно, значит, хотя бы один Носитель еще существует. Может быть, это Ника. Ее надо найти и дать ей защиту!
– Ищем, Мрак, не волнуйтесь. Мой напарник отлично работает с базами, он сейчас носом землю роет. Если хоть какая-то зацепка попадется – найдет он вашу Нику.
– Она не моя, Арсений, она теперь и ваша тоже. Я вижу, вы постепенно начинаете склоняться к тому, чтобы мне поверить. Надеюсь, вы не потратите слишком много времени на раздумья.
Следователь хотел подтвердить, что да, почти; вот бы еще пару свидетелей найти, доказательства, но Сивур остановил его:
– Слушайте. Если Нику уже… уже нашли, тогда остается еще один шанс. Где-то существует наша последняя надежда, новый Носитель, которому Богдан передал свой дар. Необученный, неопытный, но – есть. Ищите кого-то среди окружения Круковского, он не мог уйти просто так, слишком уж ответственно Богдан относился к своему дару. Этот человек, так же как все остальные Носители, сейчас должен отличаться кристальной честностью и невиданной для нашего времени щепетильностью.
– Почему только Круковский? Почему вы думаете, что ни Шаллек, ни Алина Редеко не передали свой дар?
– Я только предполагаю, Арсений. Надеюсь, что и они успели. Надеюсь… но не верю. Мы с Богданом долго говорили на эту тему. Лин умер в полном одиночестве, в пустом доме, вокруг не было никого, кроме убийц. Он бы не отдал им свой дар
Марк окончательно поддался страху и… алкоголю. Речь его замедлилась, он перескакивал с одной мысли на другую.
– Может, они потому и убивают нас, чтобы забрать Совесть себе. Только Лин не тот человек, кому ни попадя свой дар не отдаст… Про Алину я тоже все знаю, меня вызывали ваши, из прокуратуры… повезли на опознание, да еще задавали кучу глупых вопросов… Я помню, как там все было. Ее сбила машина посреди пустынной улицы, вокруг никого не было, автобус успел отъехать от остановки. Кому она могла отдать? Кроме тех, конечно, кто в машине сидел…
– А заранее? Вы говорили, что Носитель задолго предчувствует свою смерть. Может, Шаллек и Алина все же успели?
– Проверьте, обязательно проверьте, Арсений. Но вероятность очень мала. Предчувствие собственной гибели тоже сугубо индивидуально… оно ведь тоже основано на профессиональных навыках. Богдан наверняка его просчитал, Шаллек излил в стихах…
Следователь вздрогнул.
«Как там было?… „Грустно видеть у дороги дней ушедших обелиски. И лукавят уже ноги, и конец пути уж близок…“
Так вот значит, какой ты был, певец имперской мощи Лин Черный! Знал о собственной смерти, но не боялся ее, встретил, как подобает истинному поэту – до последнего вздоха слагая слова в рифмованные строчки. И не остановился даже тогда, когда услышал шаги за спиной».
– …А вот Алина просто почувствовала. Мне читали материалы дела – там сказано, что она почему-то вышла за две остановки до собственного дома… Или за три? Не помню. Зато помню, как меня спрашивали, не было ли у нее там знакомых. Наверное, потому и выскочила, что ощутила близость собственной смерти. Думала, что автобус в аварию попадет или еще что-нибудь подобное… Но все оказалось совсем не так. У Богдана все записано. А! – Коллекционер хлопнул себя по лбу, приподнялся, покачиваясь, и, забыв костыль, сильно припадая на искалеченную ногу, побрел куда-то в дальний угол комнаты. По дороге он чуть не налетел на столик и толкнул коробку с солдатиками. Слава богу, она устояла.
Марк порылся в одном из ящиков, бесцеремонно разбрасывая раскрашенные фигурки по полу. Наконец нашел, что искал, и радостно сказал:
– Вот она! – В руках Сивур держал потертую тетрадь в коричневой обложке с чешуйками, словно кто-то обернул бумажные листы в настоящую крокодиловую кожу. – Богдан привез с какой-то медицинской конференции, сказал, что вручали всем участникам. Сюда он как раз все и записывал.
– Что – все?
– Ну, это был его талмуд, сборник записей… нечто вроде дневника.
Нетвердой походкой Марк дошел до кресла, с трудом сел. Арсений хотел помочь, но коллекционер отстранил его движением руки.
– Спасибо, я еще не настолько беспомощен. Вот, держите лучше тетрадь. В ней много интересного, надеюсь, окажется полезной… Месяца полтора назад Богдан неожиданно приехал ко мне и оставил ее на хранение. Сказал: «Если вдруг со мной что-то случится, пусть будет у тебя».
– Вы думаете, он уже тогда просчитал собственную смерть?
Наверное, не стоило распрашивать Сивура дальше, наверное, ему нужно было дать отдохнуть, успокоиться, выспаться наконец. Но Арсений упорно давил в себе жалость: в таком состоянии человек не слишком контролирует свой язык. А значит, вполне может сказать все, что думает. Правду.
А ее больше всего не хватало в этом деле. Правды и ясности.
– Прочтите, не пожалеете. Там очень много отвлеченных рассуждений… Богдана, но есть и полезные факты. Например – кое-что из природы Носителей. Круковский сам проводил эксперименты… да и Алина с Никой ему во многом помогали.
Следователь взял тетрадь, пролистал несколько страниц. Бумага была густо исписана крупным, размашистым почерком, на полях стояли знаки восклицания, галочки, а то и короткие комментарии. Иногда
