— Я арестован?
По лицу майора Морару промелькнула мгновенная тень. Вряд ли Ончу что-то заметил, зато Наста знал, что должно последовать за этим. Так и есть, Морару встал из-за стола, направился к Ончу, подошел вплотную и сказал:
— Не слышу.
— Я арестован-?
— Так-так… Ты хочешь знать, арестован ли ты. Конечно, это твое право — знать. Но видишь ли, даже я этого не знаю. Вот стою и спрашиваю себя: что же будем делать? Арестовать этого юношу или нет? А поскольку мне не с кем посоветоваться, ведь ты сам видишь, что капитан Наста все время мечется из угла в угол и спокойно с ним не поговоришь, то я решил посоветоваться прямо с тобой! Так что, будь добр, скажи мне: если бы ты был на моем месте, то что бы ты сделал? Ты знаешь об этом деле больше, чем я, по крайней мере хочется верить, что это так. И потому я снова спрашиваю: что бы ты сделал? Ты бы арестовал Ончу? Ты знаешь, что он хороший парень и вообще он никого не трогал, стекол он не бьет, по кабакам не шатается, деньгами направо-налево не сыплет, но это и все! Ты знаешь, что еще может скрываться за всем этим? Не знаешь. Что ж тогда? Ты думаешь, у меня легкая профессия? Вот пойди и спроси какого-нибудь инженера Иксулеску: какую тяжесть может выдержать мост. «Минуточку!» — ответит он и засунет в брюхо электронной машины целую кучу цифр, нажмет кнопку, загорится десяток лампочек, и через несколько секунд инженер тебе скажет: столько-то и столько тонн, или вагонов, или не знаю чего еще. А откуда мне взять такую счетную машину, которая мне ответит, какую тяжесть может вынести некий Ончу и не сломаться? Никто еще такой машины не изобрел, а я должен ответить на этот вопрос. Так что, сам видишь, и у меня есть свои заботы, свои вопросы, а твоих мне, спасибо, не надо. Мы в расчете: бери свой вопрос обратно. Подожди в приемной. Есть что почитать? Нет? По-французски читаешь? Очень хорошо. Пожалуйста, вот тебе живой классик детектива, только смотри, прочти до обеда, а то вечером я сам буду читать, и не вздумай рассказывать, чем кончилось, я тебе этого не прощу!..
Ончу, пошатываясь, вышел из комнаты, чувствуя, что в висках у него стучит и что земля под ногами не такая уж прочная. Он сел в кресло и раскрыл книгу. Буквы запрыгали перед глазами, читать он не мог. Захлопнув книжку, он огляделся вокруг. Андрееску исчез. Наверно, он уже зашел в кабинет, а я и не заметил, подумал Ончу. Ничего удивительного. Как я еще вообще соображаю? У него было ощущение, что все это лишь дурной сон или несчастный случай, который переживает кто-то другой, но ни в коем случае не он.
IV
— Вы арестовали Ончу?
Едва переступив порог, Виктор Андрееску уже задавал вопросы! Майор Морару, как видно, решил отказаться от услуг вентилятора и, погрузившись в кресло, обмахивался красивым японским веером, который, как он утверждал, был унаследован им от бабушки, которая в свою очередь получила его тоже от бабушки, и так далее, в общем, этому вееру было уже не то двести, не то триста лет. Капитан Наста вопреки всем своим привычкам неподвижно стоял у окна.
— Нет, мы его не арестовали, — ответил Наста.
— Я уверен, что он ни в чем не виноват…
Капитану не хотелось вступать в разговор на эту тему.
Он ограничился тем, что хмуро пробурчал:
— Ончу был обязан открыть папку и пересчитать страницы.
— Он это и делал, — воскликнул Виктор, — долгое время он так и поступал. Но представьте себе, что я брал эту папку почти каждый день.
— Да если бы вы ее брали и десять раз на дню. Он за это зарплату получает. Только за это!
— Так-так… товарищ инженер, — неожиданно вмешался Морару. — Оставим Ончу в покое, потому что, как гласит поговорка, не до чужой печали, пока свою но скачали.
— То есть мою?
— Если вам будет угодно. Для вас самое главное — работа. Должен вам честно сказать, что я имею весьма туманное представление о ней. Работа то, работа се, но, в конце концов, что собой представляет ваша работа? Вы можете нам помочь, чтобы и мы имели некоторое представление о вашей работе? Мы о ней знаем только то, что она очень важная. Но я не люблю блуждать в темном лесу. Я хочу точно знать,
Веер снова принялся разгонять воздух возле распаренного лица майора. По губам Виктора Андрееску скользнула чуть заметная усмешка, которая, однако, не укрылась от Морару. Он ее заметил, но посчитал, что будет умнее сделать вид, что ничего не видел, хотя не знал еще, что случай отплатить за нее представится так скоро.
— Вы хотели бы иметь представление…
— Да. Не знаю, как бы стал объяснять я… Ну, скажем, на уровне популяризации науки и техники для широких масс…
Конец фразы сопровождался таким красноречивым жестом, что не оставалось никаких сомнений — Морару понял отношение Виктора к так называемым широким массам.
Виктор весь напрягся. Оказывается, его усмешка не прошла незамеченной, а ирония, заключавшаяся в его последнем вопросе, вовсе не была столь тонкой, как он полагал. Пришлось, как говорят, проглотить пилюлю.
— Объяснять — самая трудная задача. Ведь если не можешь изложить все понятно, это значит, что ты не нашел…
Андрееску запнулся. Было очевидно, что никто не требовал детального изложения. От него ждали совсем другого и вовсе не желали слышать извинений за бестактность, которую куда умнее было бы и не пытаться исправлять. Он прекрасно знал, что его работу можно объяснить в общих чертах или всего в нескольких словах. И если он не находил этих слов, то лишь из-за того, что его, Виктора Андрееску, вот уже несколько минут мучил вопрос, принявший в его сознании гигантские размеры: что знают эти люди? Нет, не что они думают, а что знают.
— Все очень просто: я уже долгое время, примерно года полтора, разрабатываю систему памяти, необходимую для создания в нашей стране электронно-вычислительной машины совершенно особого типа. Недавно, несколько недель назад, закончил обоснование всех элементов. Это даст нам возможность создать ЭВМ, которая будет в десять раз мощнее, в десять раз меньше и в десять раз дешевле, чем все существующие. Не знаю, смогу ли я…
— Конечно! Разве вы сами не видите, что можете? Виктор, польщенный, смолк. Морару встал с кресла, сделал несколько шагов по комнате и снова сел.
— Большая, очень большая ставка… Не так ли? — обратился он к капитану.
— Азартные игроки только такие ставки и делают.
— А теперь, когда мы имеем некоторое представление о том, что пропало, давайте вернемся к вопросу: как же это произошло? Когда вы брали в последний раз свою работу?
— В прошлую пятницу около восьми часов утра, и вернул на следующий день, в субботу, примерно в час дня…
Виктор осекся. Хотя чувствовалось, что ему есть еще о чем сказать, но его уже никто-не слушал. Морару уперся взглядом в дверь слева от письменного стола, которая вела из кабинета прямо в коридор, и медленно встал с кресла. Заметив, что Виктор замолчал, что было абсолютно нежелательно в подобных обстоятельствах, Морару с неожиданной для всякого, кто плохо его знал, живостью подскочил к двери и резко распахнул ее. Послышался вскрик, и в белом дверном проеме перед тремя мужчинами предстала стройная, очень красивая, исполненная достоинства женщина, одетая в белый элегантный халат. Она была напугана и вместе с тем смущена. Можно было подумать, что перед стеклянной табличкой с надписью
