искусств глубиной и полным погружением в порученное дело. Тут же в голове у него созрел дьявольски хитрый план, и он сразу после представления поделился им с Клотильдой, с которой они состояли если и не в приятельских, то, во всяком случае, партнерских отношениях, если только возможно партнерство в таком зловещем деле как некромантия. Эта женщина и прежде не раз оказывала Птицелову услуги в самых мрачных и жестоких делах, о которых мало кто знал. Особенного же мастерства Клотильда достигла в жестоком искусстве не только утонченных телесных пыток, но и причинения невыносимых душевных страданий, поэтому все, связанное с тайнами души и сущности, интересовало ее безумно. Поэтому Клотильда согласилась на предложение Птицелова тотчас же, с азартом и жаром застоявшегося профессионала.
Спустя два или три часа, когда за стенками лицедейской палатки забрезжил неуверенный сырой рассвет, все было кончено. Клотильда умудрилась высосать заклинаниями души Ветряка и Половиныша, сумев вложить их в деревянные тела кукол. Но самое главное – ей удалось перенести и сущности кукол в бесчувственные тела людей. И теперь ведьма и Птицелов терпеливо ждали, кто очнется первым, а кто, быть может, так и останется навеки за стеной небытия.
Как ни странно, первыми ожили куклы. Они вяло зашевелились, открыли глаза, попытались подняться и встать на нетвердых ногах. Но деревянные актеры тоже были предусмотрительно привязаны к тяжелой доске, и после нескольких неудачных попыток освободиться куклы скоро затихли, погрузившись в тяжелый призрачный сон. И только потом проснулись люди.
Птицелов был в восторге: на этот раз ведьма не обманула, и ее колдовское искусство действительно оказалось на высоте! Тела Ветряка и Половиныша двигались, могли самостоятельно подниматься с пола и делать несколько шагов, издавали неясные и нечленораздельные звуки, и самое главное – неотрывно следили глазами за любыми движениями Птицелова.
Ранним утром, когда над городом повис сырой туман, повозка двух лицедеев, нагруженная их нехитрым скарбом и декорациями балагана, выехала к городской заставе. Ярмарочные дни уже закончились, и еще одна повозка в ряду многих, уезжавших из города на протяжении всей ночи, не привлекла особенного внимания городской стражи. Не удивило сторожей и то, что правил балаганом на колесах неизвестный им симпатичный и весьма учтивый молодой человек. Ветряка и Половиныша хорошо знали в городе, в том числе и на заставах, и после удачных представлений и связанных с ними обильных возлияний их частенько вывозили из города нанятые для этого за гроши бездельники, поскольку сами актера в это время лыка не вязали. Караульный на приветствие возничего только махнул рукой, мол, все понятно с этими актеришками, и повозка беспрепятственно покинула город. Больше здесь никогда не видели Ветряка и Половиныша, а Птицелов и Клотильда принялись за долгое и кропотливое обучение своих новых слуг.
Удивительное дело: после того, как в телах людей-актеров навсегда угнездились кукольные души, их сущность неожиданно ярко проявилась и в людях. Длинный Ветряк очень скоро стал замкнутым, угрюмым и сварливым – таким же, как и его кукольная ипостась, которой вечно доставались роли неудачников, простофиль и обманутых мужей. В Половиныша же вселилась натура яркая, взрывная и артистичная, которая малые размеры тела актера-коротышки успешно компенсировала взрывным и восторженным характером, падким на всяческие шутки и розыгрыши. Вот только шутки Половиныша теперь стали недобрыми, и при мстительном и завистливом нраве он быстро стал натурой опасной и непредсказуемой, причем не только на язык, но и на скверные поступки и жестокие каверзы.
Когда обучение новоиспеченных слуг было завершено, Птицелов, любивший всему на свете давать собственные названия и характеристики, решил сменить обоим воспитанникам имена. Это была последняя часть обучения, и Сигурд хотел проверить, как воспримут Ветряк и Половиныш не только свои новые судьбы, но и новые имена. Над ними Птицелов долго не раздумывал: Половиныша он окрестил Коротышкой, что было совсем недалеко от истины, а новое имя Ветряка ему посоветовала Клотильда. У длинного и угрюмого воспитанника очень скоро проявился чуть ли не фанатичный интерес к куклам и всему, что было связано с актерским искусством и лицедейством, вплоть до умения искусно мастерить эти подобия живой натуры из самых разных материалов. А попросту – из всего, что только попадалось ему под руку. Скорее всего, и в прежней жизни у Ветряка были золотые руки, и именно ему приходилось мастерить новых кукол и чинить многочисленные поломки деревянных актеров и реквизита, всегда неизбежные в кочевой жизни маленького театрика.
– Раз у него такая страсть, пусть его именуют Кукольником, – посоветовала Клотильда, и Птицелов, немного поразмышляв для приличия, согласился.
Кстати, тогда за свои труды ведьма потребовала необычную плату – ни денег, ни секретов магии, а всего лишь самих кукол, в деревянных оболочках которых отныне были заточены души обоих злополучных актеров. Поначалу Птицелов наотрез отказался. Ему самому были интересны последствия этого дьявольского эксперимента, и Сигурд подумывал в будущем всласть повозиться и с куклами. Однако Клотильда, обычно совсем не жадная и весьма покладистая, на этот раз проявила удивительную неуступчивость, пригрозив в противном случае немедленно вернуть все сущности обратно. Могла ли она осуществить свою угрозу, или же ведьма хотела только припугнуть зорза, чтобы сделать его посговорчивее, но Птицелов после некоторых раздумий в итоге все-таки согласился. К тому времени он уже воочию убедился в немалых способностях Клотильды, хотя они и были связаны в основном лишь с отвратительными сторонами ее темной и мстительной души.
На том они и расстались. Птицелов получил двух слуг, преданных ему как верные собаки, а Клотильда ушла, унося в крепком дорожном мешке двух неподвижных черных кукол, на белых лицах которых навсегда застыло равнодушное выражение бесчувствия. И зорз, и ведьма были довольны сделкой, и теперь каждый лелеял свои собственные планы относительно того, как бы поискуснее и изобретательнее использовать полученные козыри. Впрочем, Птицелову и Клотильде еще предстояло в дальнейшем встретиться вновь, и не раз.
– Не может такого быть!
Обе куклы уже давно выбрались из тесного и душного мешка и теперь вели беседу, забравшись вглубь густого малинника подальше от посторонних глаз. Причем Гвинпин имел вид быстрого и решительного полководца, весьма, впрочем, сомневающегося в точности сведений только что вернувшейся разведки, а Мастер кукол только что не оправдывался и являл собой образ оскорбленного самолюбия. Таковы уж куклы: что у них на уме, то непременно отразится либо на языке, либо на лице, из-за чего Кукольный народец за свою древнюю историю уже успел нажить себе немало великих и малых неприятностей.
– Если хочешь, можешь проверить сам! – чуть не выкрикнул в приступе запальчивой полемики Старшина и тут же, опасливо оглянувшись, быстро прикрыл рот широким и не слишком чистым манжетом своей франтоватой сорочки. Гвинпин только головой покачал, для чего ему пришлось несколько раз привести в движение всю свою круглую тушку.
Получалось, что сразу после неудачи, которая постигла зорзов Кукольника и Коротышку на потаенном кладбище друидов, когда они пытались вызвать мертвых в поисках путей для Перехода в Посмертие, их немедленно посетила какая-то старая ведьма. Из подслушанного разговора Мастер кукол понял, что, по всей видимости, это и была колдунья Клотильда, некогда подарившая Птицелову и Кукольника, и Коротышку. К этому времени Гвинпин уже кое-что соображал в обычаях друидов и знал, что в потаенных лесах их Служений просто так никакой смертный появиться не может. Более того, сюда обычно вообще не
