– Значит, вы давно знакомы с Джанной, – начал Ник, надеясь перевести разговор на мужа Джанны. Этот человек вызывал у него любопытство.
– С самой Франции, – ответила Шадоу, смущая его прямым взглядом. – Там мы впервые повстречали вас.
Ник редко терял дар речи; сейчас наступил именно такой момент. Он знал, что не принадлежит к числу мужчин, которых женщины способны забыть или с кем-то спутать. Впрочем, данное обстоятельство прибавляло ему не чванства, а скорее робости.
– Вы что-то путаете. Это был не я. Я познакомился с Джанной совсем недавно, на Мальте.
– В темноте. – Это был отнюдь не вопрос, а утверждение.
Ник бросил взгляд на Джанну. Она стояла в отдалении, спиной к нему. Его внимание привлекла ее прическа. После их последней встречи на Мальте минула неделя; за это время она сделала себе новую, более короткую стрижку, с которой выглядела менее неприступно. Любопытно, что она наплела про него подругам? Говорила ли о происшествии в Мдине?
– Вы узнали это от Джанны? – поинтересовался он.
Шадоу покачала головой.
– Ваша первая встреча всегда будет происходить в темноте. Это судьба.
Уж не насмехается ли она над ним, обыгрывая историю, когда Джанна приняла его в потемках за грабителя?
– Вы были с нами во время бегства в Варен, – молвила Шадоу кротким голоском. Именно так и должен был звучать голос особы, избравшей для выхода в гости странное бледно-желтое платье.
– Ничего подобного, – покачал головой Ник. Если Шадоу – подруга Джанны, из этого еще не следует, что у нее непременно все в порядке с головой. Она явно несет какую-то чушь. – Я был во Франции один- единственный раз, прилетел в аэропорт Орли и улетел оттуда же. В Варене я никогда не был.
Она отреагировала на его слова странной улыбкой и дотронулась до камешка у себя на груди. До чего чудная!
– Разве вас не влекло с неодолимой силой в некий парижский квартал? Разве не нашлось там места, которое заинтересовало вас больше остальных?
– Не сказал бы. Я совершил обычное туристическое паломничество: Лувр, Эйфелева башня, Триумфальная арка.
– И все?
Он помялся и сознался:
– Кое-что меня там и впрямь очаровало.
– Варен? – с надеждой спросила она.
– Нет. Такие трассы под улицами для всяких вспомогательных служб! Вот что замечательно! Путешествие под землей понравилось мне больше всего.
– Значит, вы ничего не помните. – Она была разочарована. – Как и все остальные. Людям иногда кажется знакомым какое-то место, только и всего. Когда вы изучали Французскую революцию, неужели вам не показалось, что вы жили в те времена?
Господи! Здесь могут позволить себе дружить со вконец свихнувшимися личностями. Он стал озираться, надеясь обрести чью-нибудь помощь. Джанна оглянулась, но, встретившись с ним взглядом, поспешно отвернулась.
– Я даже не смог бы назвать точную дату Французской революции. Знаю только, что крестьяне голодали, в связи с чем королева предложила им перейти на пирожные.
– Непонятно, откуда пошел этот нелепый слух, ведь на самом деле она ничего подобного не произносила. Спросите, у Джанны.
Ник призывно помахал Джанне, и она подошла к ним. Ему не было никакого дела до подлинности тех или иных высказываний королевы, тем более что заплатила она за них сполна. Ему хотелось одного: побыстрее отвязаться от Шадоу Ханникатт. Этой особе оставался всего один шаг до клинической ненормальности. Она до боли напомнила ему его мать.
Джанна сообщила, приблизившись:
– Через несколько минут будет подан чай. – И уселась в кресло напротив.
– Я втолковывала Нику, что Мария-Антуанетта никогда не говорила: «Пускай едят пирожные». Я права?
– Абсолютно. Спустя многие годы кто-то приписал ей эти слова, но ее современники ничего подобного не слышали. Большинство ученых склоняются к мнению, что это просто легенда, из тех что превращаются со временем в суррогат истины.
Ник улыбнулся ей своей неотразимой улыбкой с ямочкой, испытывая извращенное удовольствие от смятения, всегда охватывавшего Джанну в такие моменты.
– Но крестьяне действительно голодали, а эта самая Мария как сыр в масле каталась, так что...
– Нет никаких доказательств, что крестьянам стало тогда хуже, чем в предыдущие годы. Что действительно случилось, так это погодная аномалия, из-за которой заплесневело зерно прямо на корню. Однако его все равно убрали и смололи в муку. Многие историки сходятся во мнении, что хлеб, испеченный из этой муки, стал причиной несметного числа случаев мозговой горячки, обусловившей иррациональность людских поступков. Что-то вроде массового помешательства.
В этот момент рядом вырос Уоррен.
– Джанна, можешь разливать чай, если не возражаешь.
