– Да, в наши дни полезно подстраховаться.
– Вот именно. – Одри строго посмотрела на Уоррена. – Думаю, все мы принимаем меры предосторожности. Не хотелось бы, чтобы кто-то из нас подцепил... неприятную болезнь.
– Уверен, среди нас нет несведущих людей, – отозвался Уоррен. – Но ты, кажется, говорила о Ромми.
– Самая большая опасность при случке – это блохи, заражение которыми происходит половым путем, – безапелляционно заявила Одри.
Уоррен встал, так и не пригубив вина.
– Кажется, пора переодеваться к ужину.
– Спасибо, что напомнил, – спохватилась Одри. – Надо поторопиться. Пойдемте, Эллис.
Пифани поднялась и улыбнулась всем сразу.
– Я бы хотела немного отдохнуть перед ужином. Что-то ноги устали – от ходьбы, наверное.
Пожилые ушли в помещение. Уоррен сказал Нику:
– Не обращайте внимания на мою мать. Иногда она...
– Вы бы видели мою, – успокоил его Ник.
Шадоу, глядя в сторону террасы, задумчиво произнесла:
– Кажется, опять Ромми. Что он тащит на этот раз?
– Какой-то рулон – похоже на свернутую карту, – сказал Уоррен.
Пока Ник и Уоррен бегали за Ромми вокруг карликовой пальмы, Джанна успела догадаться, что именно приглядел в качестве очередной игрушки неугомонный песик. Видимо, она, по примеру Ника, не закрыла дверцу шкафа, и несносный Ромми нашел хорошо припрятанный лист с наброском Лорел Хогел. Она присоединилась к облаве, крича:
– Печенье, печенье!
Ромми замер. Джанна вырвала у него из пасти свернутый лист бумаги. Ромми метнулся в дом, повизгивая, словно получил пинка.
Уоррен и Ник подбежаяи к Джанне.
– Что это такое? – поинтересовался Уоррен.
– Ничего.
– Наверное, что-то важное, иначе ты не проявила бы такой прыти. Он ничего не повредил?
Обслюнявленная бумага могла высохнуть.
– Все в порядке. – Она посмотрела на брата; ей никогда не удавалось что-либо от него утаить. Взгляд его голубых глаз выражал крайнее удивление ее необычной скрытностью.
– Это набросок, который я привезла от Лорел Хогел, – слабым голосом призналась она.
– Ты не отдала его тете Пиф? – изумленно спросила подошедшая к троице Шадоу.
– Зачем он ей? Ведь это не Макшейн.
– Ты покинула Лондон, так и не рассказав нам, как прошла встреча с художницей-медиумом, – напомнил Уоррен Джанне. – Насколько я понимаю, она оказалась мошенницей?
Джанна старалась не смотреть на сгорающего от любопытства Ника.
– Напротив, очень милая дама, но изобразить Йена она, к сожалению, не смогла.
– Тогда зачем ты оставила себе рисунок? – не отставал Уоррен.
– Я не могла его выкинуть – она так старалась! И вообще, Лорел очень хотела мне помочь.
– Она много рассказала тебе о Йене, – убежденно произнесла Шадоу.
– Да. – Джанна оглянулась. Она не хотела, чтобы тетя Пиф что-либо узнала, пока она не соберет больше фактов. – Пойдемте в бельведер, там и поговорим.
Все четверо молча перешли в соседний дворик, где находился бельведер в викторианском стиле, из которого открывался вид на сад с подстриженными деревцами. Глициния с алыми цветками, шелестящая на ветерке, обвивая решетку, создавала тень. Ник присел рядышком с Джанной. Она жалела, что не поделилась с ним сведениями, полученными от Лорел раньше. Ведь он не поленился связаться даже с ливийскими властями.
– Я не собираюсь утверждать, что поняла, как это у нее получается, как она чувствует вещи, о которых наверняка ничего не может знать. Я много рассказала ей и прочла отрывки из передач Йена.
– Что же ты от нее услышала? – спросила Шадоу.
– По ее словам, Йен погиб от выстрела в голову во время войны. Она не знает, кто его убил и почему.
– Господи, только не говори этого тете. – Ник печально покачал головой. – Кажется, эта Хогел просто наплела тебе всякой ерунды.
– Вряд ли. Она назвала ласкательное прозвище, которое придумал Йен для тети Пиф. Кроме тети, его знаю одна я.
– Просто удачная догадка, – махнул рукой Ник.
