— Безусловно. Я вовсе не имела в виду…
— А вот теперь я выздоровела и вернулась на работу. И меня беспокоит, что я здорово состарилась во время… всего происшедшего. Следовательно, мне необходимо что-то предпринять в этом направлении.
— Извините меня — как можно более мягко заговорила Линн, — но вы слишком известная личность, и я не могу просто принять на веру то, что вы изложили, тем паче, что мне известно о вас нечто большее. Мне известна но, что вы совершили попытку самоубийства и что вас подвергли болевой терапии. Я знаю, что вас лечили таким способом целых четыре года, после чего вы смогли вернуться к работе. Я говорю обо всем этом не с тем, чтобы выбить вас из колеи, а чтобы вы яснее поняли мою позицию. Полученный вами курс лечения должен удержать вас от новых попыток самоубийства, которые связаны с болью. А после пластических операций большинству женщин с историей болезни, подобной вашей, приходится заново проходить весь курс болевой терапии.
— Я уверена, что мне это не понадобится.
— А я уверена, что вы выбрали не лучшее время для принятия подобных решений, — отрицательно кивая головой, возразила Линн. — Я понимаю, что ваши запросы к себе весьма высоки. А вы только что успели вернуться к работе. Дайте себе хотя бы шесть месяцев. За это время наша психика устоится…
— Я и так устойчива. — Кармен поднялась с кресла. Ну что я должна еще сделать, чтобы окружающие поверили в это?
— Вы знаете, — доктор Салли тоже встала и доверительно положила руку Кармен на плечо, — в первый раз я увидела ваш репортаж по телевизору, когда в семьдесят восьмом году разбился самолет. Вы оказались на месте всею через несколько минут после катастрофы, и я хорошо помню, как я поразилась вашему спокойствию и даже безмятежности посреди всего этого хаоса. И я тогда сказала себе: «Это невероятно сильная женщина. Как только ей удается быть такой?» И я гадала, есть ли в вас вообще хоть какая-то мягкость. А она есть, и немало, не так ли? Она глубоко спрятана, но она есть. Это хорошо.
Кармен освободила плечо и подняла с пола непонятно как упавший ранее радикюль.
— Благодарю вас за осмотр, — сказала она.
— Не требуйте от себя невозможно, — отвечала Линн. — Дайте себе еще немного времени.
Она хотела было выпить хоть кружку пива, а лучше две, чтобы немного расслабиться, но, за несколько последних лет отвыкнув от этого способа, решила не прибегать к нему и теперь. И она заставила себя не останавливаясь вести машину по направлению к скоростному шоссе. Она могла бы сейчас пойти домой, забраться в постель и укрыться с головой одеялом. Но мысль об этом вызвала в ней еще большее отвращение, чем мысль о пьянке. Она слишком часто прибегала к этому способу — бегству в сон, — пока была больна.
Вести машину по пустынному шоссе было нетрудно, и у нее оставалась возможность подумать. Она невольно вспомнила подробности катастрофы семьдесят восьмого года. Коммерческий скоростной самолет и маленькое частное судно столкнулись в воздухе над Северным Парком и низверглись на оказавшиеся под ними дома в клубах огня и дыма. Она оказалась первой из репортеров, прибывших на место, и не успела подготовиться к тому, что ей предстоит увидеть. Да и невозможно было быть готовым к подобным вещам. Ни одно существо, хоть в малой степени способное чувствовать, не могло остаться равнодушным при виде этой трагедии. Выходя из студийного автобуса, она наступила на что-то, с хрустом разломившееся у нее под ногами. Опустив глаза, она увидела, что наступила на обгоревшие остатки детской ручонки. И это было всего лишь началом. Воздух казался липким от запаха горелого мяса. Повсюду валялись изуродованные тела, их оторванные руки и ноги были расшвыряны по веткам стоявших рядом деревьев. У подъезда ближайшего дома валялись остатки летною сиденья, к которым все еще был привязан ремнем обезглавленный труп. Казалось, что сама смерть дышит ей в затылок, витая в знойном летнем небе.
Всего через пару секунд она уже должна была предстать перед камерой, и она заставила себя сосредоточиться только на выполняемой ею работе. И ей удалось это достаточно легко: Том Форрест оказался отличным учителем. Она сумела развить в себе способность держать под замком свои чувства, как бы тяжко ей ни приходилось и как бы долго ни продолжалась ее работа, и эта способность была одним из важнейших качеств Кармен как профессионала. Вот и в тот вечер она продержалась столько, сколько было нужно, и позволила себе расслабиться, лишь оказавшись дома. А там был Крис, который терпеливо помогал ей прийти в себя, Крис, прикладывавший ей к затылку холодные компрессы, пока ее тошнило над раковиной в уборной, Крис, утешавший ее, пока она не могла заснуть, а потом просыпалась вся в поту от приснившихся кошмаров. И это было само собой разумеющимся — ее возращение домой, к Крису, после всех ужасов, через которые ей приходилось пройти по роду работы.
Как раз незадолго перед тем, как случилась эта катастрофа, у Кармен родилась идея по поводу программы «Утро в Сан-Диего», но она не смогла никого убедить в том, что у нее достаточно силы и искусства, чтобы создать сколько-нибудь стоящую передачу. Ее хладнокровие и выдержка во время репортажа с места катастрофы в корне изменили их мнение, и уже через несколько дней Кармен стала хозяйкой собственной программы. «Новости после девяти» изрядно попользовались ее прозорливостью и талантом в свое время. А вот теперь они же готовы — и даже, похоже, нетерпеливо жаждут — поскорее избавиться от нее.
Кармен намеренно пропустила поворот на трассу, по которой она должна была возвращаться в Шугабуш, а вместо этого направила машину вниз по Джакаранде, направляясь в административное «сердце» Долины Розы. Она свернула на бульвар Верде и остановила машину напротив входа в мэрию. Автомобиль Криса был там же. Кармен опустила боковое стекло и откинулась в кресле, не сводя глаз с небольшого приземистого здания, чувствуя себя свободной от пива в супермаркете, от снотворных таблеток на ночном столике и от душного забытья под одеялом. Она не собиралась войти внутрь офиса. В ее планы вовсе не входило хоть как-то дать понять Крису, что она все еще нуждается в нем. Сегодня она еще не смогла бы откровенно признаться в этом даже себе самой.
ГЛАВА 10
Когда зазвонил телефон, Миа печатала какое-то письмо на машинке. Она подняла трубку и, зажав ее плечом, не прерывая работы, отвечала:
— Приемная мэра.
— Солнышко?
— Глен! — От неожиданности она выронила из пальцев карандаш.
— Если хочешь знать, мне совершенно непонятно твое упрямство, Солнышко. Почему ты не дала Лауре свой домашний телефон?
— У меня нет телефона. И я не собираюсь им обзаводиться.
— Но ведь у тебя есть хотя бы адрес, не так ли? Я, конечно, могу понять твое нежелание делиться им со мной, но ведь Лаура — твоя сестра, Солнышко, и она — единственная твоя родственница на этом свете. А если что-нибудь случится? Если ей понадобится твоя помощь?
— Она никогда не нуждалась в моей помощи. И к тому же я дала ей тот номер, по которому ты сейчас звонишь.
Он на какое-то время умолк, а когда заговорил снова, его голос звучал уже не столь самоуверенно.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он. — Ты не пропускаешь визитов к врачу.
— Я чувствую себя очень хорошо, и я больше не намерена продолжать разговор.
— Нет, Солнышко, подожди. Я позвонил тебе не просто так. В следующем месяце мы с тобой приглашены участвовать в закрытом просмотре на выставке в галерее Лессера.
Миа молчала. Заниматься домыслами было не в обычае у Глена, и все же она с трудом могла бы поверить, что Лессер действительно приглашает их обоих. На его просмотрах она еще ни разу не видела работ, выполненных в стиле, подобном ее собственному.
— Похоже, ты в замешательстве, — засмеялся Глен. — Признаться, я поначалу был тоже. Видимо,
