швеей. Ее второй трудностью был тот факт, что она проявляла большое внимание к работе Пьеро, пренебрегая своей собственной. Девушка наблюдала за его руками, комментировала их ловкость и вообще задавала любые вопросы, которые приходили ей в голову.
Пока я стоял рядом с тетушкой, наблюдая за происходящим, я увидел, что дочь Баффо дважды нагнулась к рабу, сначала уронив свой наперсток в свиток каната, который он галантно достал. Так как это не возымело желаемого результата, она наклонилась второй раз с наигранным интересом по поводу канатного производства, которым она хотела показать свою разносторонность, а не его знание пеньки. Мне стало совершенно ясно, что донна Баффо решила начать флирт со своим спасителем, нашим чернокожим рабом, выбрав его изо всех мужчин на корабле.
Я громко рассмеялся.
— Синьор! — ужаснувшись, сказала монахиня. — Это не смешно.
— Конечно, сестра, конечно же нет. Но я не знаю, что вы себе вообразили. Бедный Пьеро должен… — Я прикусил язык от той мысли, которая пришла мне в голову, и попытался изобразить на своем лице ту же горечь, что была и на лице монахини. — Пришлите вашу племянницу ко мне в каюту. Я поговорю с ней.
— Мою племянницу! — воскликнула монахиня. — Конечно же, я ее не пришлю. Это ваш человек достоин взбучки, а не София. И я, конечно же, не позволю ей входить в каюту к совершенно незнакомому человеку. Одной? Без сопровождения? О Боже, сжалься надо мной!
— Как пожелаете, сестра. Но наши люди не очень умны. Он будет стоять напротив вас и кивать каждому слову, которое вы говорите, но затем он развернется и в следующую же минуту сделает то, что вы просили его не делать.
— Синьор Виньеро, я говорю не о простом выговоре. Я хочу, чтобы вы наказали этого бронзового мулата — отхлестали кнутом или плетью — что там обычно делают у вас на море.
— Даже такое наказание вряд ли будет иметь какой-то эффект. Он огромен, как бык, вдвое сильнее его и в три раза глупее. — Я старался отвлечь внимание монахини на что-то другое, чтобы она не заметила подмигиваний Пьеро, которые он посылал в мою сторону, одобряя мои попытки вывести его из затруднительного положения. — Только посмотрите на шрамы на его спине и плечах: это от побоев, которые убили бы простого человека. Но они не произвели на него никакого впечатления. Я боюсь, он совершенно неисправим.
— Тогда, интересно, почему ваш дядя держит его? — спросила тетушка, вздохнув.
— То, что мы можем получить за него, не стоит всех хлопот по его продаже.
Конечно же, я лгал.
Пьеро был больше чем наш раб. Он был членом нашей семьи и достаточно умным, чтобы прикрыть меня, если мне придется когда-нибудь отлучиться от моих обязанностей. Но монахиня по простоте душевной сразу же поверила мне.
— Ладно, — сказала она. — Я сделаю, как вы просите. Но я буду стоять под вашей дверью и ловить каждое ваше слово. Если с моей племянницей что-то случится… Кроме того, — пробормотала она, встав на цыпочки, чтобы посмотреть, что наша парочка делает у канатов, — я не знаю, что такое вы можете сказать ей, чего я еще ей не говорила, чтобы исправить ее поведение. Святой Иисус, если бы только мой брат был жив и здоров… и…
…И достоинство моей девочки было не затронуто, — прочитал я окончание этой фразы на лице монахини.
— Входите, донна Баффо, — сказал я, услышав стук в дверь. — Входите, — повторил я, когда она вошла и закрыла за собой дверь. Я думал, что тот факт, что я сижу в большом кресле моего дяди, придавал моему голосу силу и значительность.
— Присаживайтесь, — пригласил я ее.
Она села.
— Немного вина? — предложил я, наливая. — Оно очень хорошее. Прошлогодний сбор винограда на Кипре.
Она недоверчиво посмотрела на меня, но набралась смелости и взяла бокал. Я приподнял свой, но девушка не присоединилась к тосту, быстро поднесла бокал к губам и отпила. Однако она не привыкла пить на борту, и неожиданный толчок привел к тому, что вино плеснуло ей в нос. София подавилась и начала кашлять. Тетя ворвалась в каюту на эти звуки.
— Тетушка, ничего страшного, — проговорила она, пытаясь подавить свой кашель.
Я знал, что она была унижена, и тихонько улыбнулся своему первому триумфу, так как тетя с неохотой покинула каюту.
Чтобы отомстить за свое поражение, дочь Баффо повернулась ко мне с высокомерной искоркой в своих глазах. Мне пришлось бороться со смущением, в которое привел меня ее взгляд. София была совершенством. Я подумал, что сливовый цвет подходит ей больше всего. И вельвет был таким же мягким, как и ночь. Ее лицо напоминало чистую, бледную, холодную луну той ночью. Это легко могло свести с ума любого мужчину. Я был в опасности, с каждой минутой теряя свое преимущество.
— Донна Баффо, — сказал я, — кажется… вы влюбились, не так ли?
— А вам какое дело? На корабле нас связывают только ваши служебные обязанности.
— Конечно, это не мое дело, — согласился я, — за исключением того факта, что это наш человек, которого вы избрали для своего флирта.
Я отпил вина и недоверчиво посмотрел на нее.
— Не так ли, донна Баффо? Вы прекрасная синьорина. А наш корабль полон здоровых молодых моряков. И черный раб — это самое лучшее, что вы могли выбрать? О Святой Марко! Вы слишком умная молодая женщина, чтобы думать, что вы должны вознаградить мужчину просто потому, что он спас вам жизнь. И, конечно же, вы должны знать, что я плачу Пьеро за то, что он приглядывает за вами. Я обещал ему розовые коралловые серьги за его беспокойство. Так что он получит свое вознаграждение. И если вы кому-то останетесь должны, так это именно мне…
По выражению ее глаз я понял, что она очень не любит ходить в должниках. Я посчитал это как еще одно очко в свою пользу.
— Дальше, перед тем как я приглашу сюда вашу тетушку, позвольте мне немедленно сказать вам, что я отклоняю любую оплату. Мне не нужно вознаграждение. Это был мой долг доставить вас на борт живой и здоровой. Это моя работа. Хотя, конечно, не хочу скрывать, что это было и удовольствием для меня.
Дочь Баффо скептически фыркнула.
— Однако я все же не полностью удовлетворен.
София заерзала на своем месте.
— Я никак не могу понять, почему… почему Пьеро… изо всех моряков?..
Девушка наклонилась ко мне, демонстрируя всю белизну и нежность своего декольте, которые каютная лампа оттеняла куда лучше, чем свет на палубе.
— Угадайте, — сказала она и сделала глоток вина.
— Очень хорошо. — Я подумал мгновение и ответил: — Вы хотите вывести из себя свою тетю.
— Нет, — засмеялась она.
— Вы хотите задеть меня. Отомстить мне за обиду… — Я снова почувствовал жар ее руки в моей в зале Фоскари и покраснел от мысли о той обиде, которую она могла таить на меня. Мне пришлось сделать большое усилие, чтобы привести себя в чувство и продолжить: —…причиненную непреднамеренно, я клянусь — и поэтому вы преследуете моего человека.
— Вы себе льстите, синьор Виньеро.
Очко в ее пользу.
— Очень хорошо, кому-нибудь другому на корабле?
Она покачала головой.
— Значит, это не человек на корабле. Но кто-то другой. Вы хотите кому-то причинить боль. Но кому?
