— Понимаешь. Люсинда, в настоящей трагедии все события неотвратимы. Когда читаешь великих греков или Шекспира, просто не сомневаешься, что иначе быть не могло. Там все подчинено законам гармонии и красоты. Без них трагедия просто теряет смысл.
— Неотвратимо… — с удовольствием произнесла Люсинда. — Какое отличное новое слово!
— Ты хочешь знать, что оно означает? — подхватил дядя Эрл. — Один из героев этой пьесы, — постучал он пальцами по томику Шекспира, который держал в руках, — очень хорошо объяснил его смысл: «Чему быть, того не миновать, уж это вы мне поверьте!»
— Вроде я поняла, — кивнула девочка.
— Могу и по-другому тебе объяснить, Снуди, — решил дядя внести полную ясность. — Представь себе, что перед тобой несколько цифр, которые в сумме составляют тринадцать. Сколько ни переставляй их местами, ответ все равно не изменится. Тоже происходит и в настоящей трагедии. Все события неизбежно приводят героев к гибели.
— Ну, теперь совсем ясно, — уверенно проговорила Люсинда. — А как называется трагедия, которую мы будем читать?
— «Ромео и Джульетта». Вот, слушай.
И дядя Эрл прочитал Люсинде знаменитый пролог.
Он уже давно закрыл книгу, а Люсинда все повторяла и повторяла про себя слова о влюбленных, которых благословляют звезды. Она снова подумала о своей бедной Принцессе. Может, и у нее все цифры сложились в тринадцать? Тогда это тоже трагедия. Только вот как тут быть с красотой? Хотя… Люсинда начала вспоминать. Пурпурно золотое платье, в котором лежала Принцесса, было просто прекрасно. И рукоятка кинжала красиво переливалась под светом ламп. Кинжал тоже был очень красивый, пока висел на стене. В чувствах Принцессы Люсинда и вовсе не сомневалась. Они наверняка чисты и возвышенны. В особенности теперь, когда она навсегда избавилась от мистера Исаака Гроуза…
Люсинда настолько была погружена в размышления, что Кэти трижды пришлось звать ее к ужину. Пока она спускалась по лестнице, очарование старой Вероны преследовало ее. И вдруг она поняла. Ведь Верона не выдумана, как остров Просперо из «Бури». Верона — в Италии, где сейчас ее папа с мамой. Они могут поехать в Верону. И сама она, когда вырастет, обязательно съездит туда.
Ужин с газелями на этот раз прошел довольно приятно. Тетя Эмили спешила в какие-то гости, и за столом вместе с ними сидеть не могла. Гувернантка тоже была занята. Она помогала тете Эмили одеваться. Пятеро девочек получили возможность ужинать так, как им хочется. А вскоре Агата с Сибиллой тоже ушли. Им было скучно с младшими сестрами, и они предпочли подняться наверх в свои комнаты.
Оставшись в обществе Фрэнсис и Вирджинии, Люсинда почувствовала себя совсем хорошо. Сперва они просто болтали. И вдруг Люсинда подумала, что может принести какую-то пользу этим несчастным девочкам. Роликовые коньки наверняка заставят их по-другому отнестись к жизни. А вечер без мамашиных поучений еще больше пойдет им на пользу.
— Сходим все вместе в театр Проктора? — предложила она. — По только втроем, без старших.
— В театр Проктора? — дрожащими голосами переспросили сестры. Предложи им Люсинда экскурсию в преисподнюю, их лица не больше бы исказились от ужаса.
Люсинда ничуть не удивилась. Она сама несколько раз слышала, как тетя Эмили твердила на все лады, что театр Проктора «вульгарный и низкопробный». Однако Люсинда куда больше доверяла мистеру и миссис Соломон, которые были о театре Проктора совершенно иного мнения. А Эледа совсем недавно там посмотрела спектакль «Английская роза» и осталась в полном восторге.
— А чего тут такого? — начала уговаривать Люсинда кузин. — Сходим, и все. Билет на галерку у Проктора стоит только двадцать пять центов.
— Вообще-то у нас есть карманные деньги, — растерянно отвечала Вирджиния. — Но каждый раз, как мы захотим их потратить, надо посоветоваться с гувернанткой и с мамой. Они никогда не позволят, чтобы мы пошли к Проктору.
— Тогда вы можете что-нибудь заложить, — вспомнила внезапно Люсинда.
Однажды Тони Коппино показал ей на углу Восьмой авеню ломбард с тремя золотистыми шарами на вывеске. «Когда у человека совсем нет денег, он может отнести сюда какую-нибудь ценную вещь, — принялся объяснять мальчик, — и получить под залог денег до определенного дня. Если человек вернет деньги вовремя, его вещь вернется к нему. А если не отдаст, вещь заберет ломбард».
— Но мы даже не знаем, что это такое, — с тревогой признались газели. В самом слове «заложить» для них таилась какая-то скрытая опасность.
Люсинда повторила им то, что рассказывал Тони.
— Мы могли бы пойти к Проктору в день Святого Патрика, продолжала она. — А после спектакля я отвела бы вас ужинать к мисс Питерс и мисс Нетти. Но это только в том случае, если получится с театром. Иначе затевать ужин нет смысла. Придумали, что сможете заложить?
Предложение Люсинды показалось газелям таким заманчивым, что они начали думать. Единственной безопасной вещью из всех оказались детские книги с картинками. Фрэнсис с Вирджинией из них давно выросли. Если бы Люсинда могла…
Люсинда могла. Взяв с собой шесть книжек, она по дороге домой зашла к Тони и попросила отнести их в ломбард. У мальчика эта просьба восторга не вызвала. Однако, узнав, в чем дело, он согласился. До Святого Патрика оставался всего один день, и времени на раздумья попросту не было.
Тони удалось выручить за книжки газелей целых семьдесят пять центов. Узнав об этом, Люсинда немедленно приняла решение.
— Эти книги все равно никто никогда выкупать не будет, — сказала она. — Значит, пятьдесят центов мы отдадим газелям, а на оставшиеся двадцать пять ты, Тони, купишь себе билет и посмотришь спектакль с нами вместе.
ИЗ ДНЕВНИКА ЛЮСИНДЫ УАЙМЕН
Удалось! Мы ходили туда. Только не втроем, а вчетвером, вместе с Тони Коппино. Так даже лучше. Тетя Эмили ничего не знает. Вернее, пока не знает. Спектакль у Проктора произвел на нас абсолютно потрясающее впечатление. И совсем ничего вульгарного! И «ни одного нудного места», — так говорит дядя Эрл, когда представление ему нравится. Они устроили такие шикарные скачки на лошадях! Только у них все делалось наоборот. Лошади были деревянные и стояли на месте, а декорации двигались. Но когда смотришь со сцены, кажется, что все скачут.
Там кто-то кого-то убил около места, которое называлось Дьявольский мост. Все джентльмены в спектакле разговаривали так же учтиво, как дядя Эрл, а у женщин манеры были не хуже, чем у тети Эмили. А на главного злодея публика все время свистела. Оказывается, это полагается делать сквозь зубы. Тони нас быстренько научил, и мы стали свистеть со всеми вместе.
После театра Фрэнсис и Вирджиния пошли ко мне ужинать, и Тони — тоже. Газелям он жутко понравился. Они так жалели, что никак не смогут позвать его к себе в гости! На ужин было куриное пюре, английские булочки, мороженое и маленькие кексы с глазурью.
Если Фрэнсис и Вирджиния не проболтаются старшим газелям, все будет спокойно. А если проболтаются, Сибилла с Агатой тут же накапают мамочке. Мне кажется, «накапают» — это все-таки вульгарное выражение. В спектакле у Проктора часто так говорили. «Накапать» — это значит «пожаловаться».
Ох, чуть не забыла записать! Кто-то за городом у реки строит гробницу для генерала Гранта, и все должны пожертвовать деньги на это. Мне обо всем рассказал папин друг Сет Миллиган, и я ему дала для генерала Гранта пять центов. Тринкет еще не очень хорошо себя чувствует.
