– Это, наверное, мучительно, – сказала Энни, – очень сильно хотеть что-то сделать и не позволять себе этого.
Мери улыбнулась – Энни понимает ее.
– В этом заключалась истинная причина, почему я хотела работать со спасателями, – сказала она. – Таким образом я могла находиться среди мужчин, могла испытывать возбуждение от того, что могло произойти. Однако каждый раз, когда я была близка к осуществлению своих фантазий, мой рассудок удерживал меня. Разве у меня есть право на недовольство, спрашивала я себя. Разве я могу желать больше, чем у меня есть?
Мери слегка постукивала кончиком пальца по рюмке. Ей хотелось выкурить сигарету, но она знала, что Энни очень огорчается, когда она курит.
– Иногда я заставляла себя не думать о других мужчинах, но при этом у меня возникало такое чувство, что я отсекаю себе ногу, или руку – ведь это уже стало частью меня. Мы ходили в церковь, и даже там я не могла справиться со своим воображением. Люди говорили, что Калеб недостаточно хорош для меня. Некоторые спрашивали, что я в нем нашла. Я – такая замечательная женщина, по их мнению, а Калеб – просто спокойный и уравновешенный, обычный человек. – Она покачала головой. – Он был в тысячу раз замечательней меня.
Энни подалась вперед в своем кресле. На ее длинных рыжих волосах плясали золотые отблески огня.
– Ты слишком сурова к себе, Мери.
Мери сделала большой глоток бренди. Густой, как мед, обжигающий напиток горячей волной разлился по ее гортани. Она посмотрела на Энни.
– Это мое идиотское поведение в конце концов и убило Калеба.
– О чем ты говоришь? Мери тяжело вздохнула:
– Даже в шестьдесят три года моя голова все так же была забита этой школьной ерундой. Никто не знает правды о том, как умер Калеб. Ты можешь обещать мне, что то, что я скажу, никогда не выйдет за стены этой комнаты?
Энни кивнула:
– Так вот, когда мне было тридцать с небольшим, мною увлекся один рыбак, и мы много лет дразнили друг друга, разговаривая о том, как в один прекрасный день займемся чем-нибудь посерьезнее болтовни. В конце концов он уговорил меня. Он сказал, что я не становлюсь моложе, и я подумала про себя, что он прав. Это должно произойти сейчас или никогда. Мы назначили для этого вечер, когда Калеб должен был уйти на всю ночь. Но Калеб не ушел, и я вышла на берег сказать Честеру, что на сегодня все отменяется. Думаю, что он мне не поверил, решил, что я передумала. Поэтому он начал целовать меня прямо там, на берегу, а я стала сопротивляться, опасаясь, что Калеб может оказаться на башне. Именно так оно и вышло.
Он увидел эту сцену и решил, что Честер пристает ко мне. Он слетел вниз, выскочил на берег и затеял драку с Честером. Два седовласых старика, – она покачала головой. – В пылу драки они оказались в воде, продолжая дубасить друг друга среди волн. Калеб был слишком стар для этого. В действительности они были парой старых глупцов, лупивших друг друга наподобие диких индейцев. Когда Калеб наконец выбрался из воды, он начал задыхаться и замертво упал у моих ног. – Мери передернулась, вспоминая, как сначала не могла поверить в то, что Калеб мертв, и как потом терзала себя за это.
– Через несколько недель после похорон Калеба Честер имел наглость сделать мне предложение. Нет нужды говорить, что я отказала ему. В конце концов я излечилась от своего больного воображения, но это дорого мне обошлось.
Мери ощутила перемену в Энни, между ними возникло какое-то молчаливое притяжение. Глядя на языки пламени и слушая Мери, Энни поплотнее закуталась в шаль. Сверху донесся слабый плач.
– Он проснулся, – тихо сказала Энни. Мери кивнула:
– Тебе лучше идти домой.
Энни встала, шаль сползла с ее плеч на кресло. Она медленно, тяжелыми шагами поднялась по лестнице, Мери услышала ее воркующий голос, нежно успокаивающий Клея.
Вернувшись вниз, Энни передала ребенка Мери, усадив его ей на колени.
– Если не возражаешь, я перед уходом пошурую в камине, – сказала Энни, как обычно. Она долго ворошила поленья, и Мери наблюдала, как языки пламени пляшут вокруг ее головы. Когда Энни наконец встала и взяла на руки Клея, ее лицо было красным, а от одежды и рук исходил жар. Она избегала смотреть Мери в глаза, и та на мгновение пожалела о своей откровенности. Она слишком рисковала, доверившись Энни. Она рисковала этой необыкновенной дружбой.
Мери встала и проводила Энни на крыльцо. Энни повернулась к ней, прижимая к себе ребенка, защищая его от ветра.
– Мери, – сказала она, – твои желания… твои фантазии… они не делают тебя плохим человеком.
Мери сдержанно, чуть заметно, вздохнула с облегчением.
– Нет, – сказала она. И смотрела вслед Энни, пока та в темноте шла к своей машине.
На полпути она обернулась и сказала таким тихим голосом, что его едва было слышно из-за шума моря: – Мери, мы с тобой похожи больше, чем ты думаешь.
На мгновение луч маяка осветил ее, и Мери увидела мокрый отблеск на ее щеках. Маленькая ручонка ребенка потянулась к ее подбородку, и вслед за этим все снова погрузилось во мрак.
ГЛАВА 36
Когда в четверг вечером Оливия приехала домой из отделения скорой помощи, на подъездной дорожке она увидела автомобиль Пола и почувствовала странную смесь радости и гнева. Кто позволил ему являться, когда заблагорассудится? Что если он зашел в будущую детскую и обнаружил кроватку?
